— Да, — сказал Адриан. — Понятно. Проблема, Анка, в том, что я не шпион.
— А почему же тогда нас заарестовали и сюда привезли?
— Не знаю. Я знаю только, что день или два назад сюда же привезли Ивана Дица. Мне про это Лайнер тоже сказал. Я думаю, может, это как-то связано…
Заскрежетал замок, входная дверь распахнулась. На пороге стоял встретивший их у ворот капитан.
Анка вскочила, а Адриан команду «встать» гордо проигнорировал. Капитан неторопливо преодолел расстояние до топчана и с сонным безразличием ударил Адриана кулаком в ухо.
Анка завизжала.
Глава 42
Родная кровь
Старик привставал и надрывно кашлял, сплевывал мокроту в ладонь, зачем-то рассматривал ее под горящей вполнакала лампочкой, потом вытирал ладонь о ватник. В груди у него свистело и хрипело. Откашлявшись, он снова ложился, поджимал к груди ноги в грязных и мятых брюках и постепенно успокаивался. Время от времени он поглядывал на лежащего напротив Адриана, но молчал. Потом не выдержал.
— Слышь, — просипел он, — а правду говорят, что ты американец?
— Правду, — ответил Адриан.
— Врешь небось.
— Документы показать не могу, — сказал Адриан. — У меня все отняли.
— А ну скажи что-нибудь по-американски.
— Fucking cocksuckers, — скучно и без энтузиазма произнес Адриан. — Bloody shitheads. Motherfuckers. Assholes.
— Это что ж такое будет по-нашему?
Как смог, Адриан перевел.
— Ишь ты, — покачал головой старик и снова закашлял. — Ты не думай, я не заразный. Это у меня от никотину и от здешних мест. Так ты прямо в самой Америке живешь?
Адриан кивнул.
— А по-русски где так научился?
— Дома. У меня дед из России. Мы дома говорим по-русски.
— А как тебя зовут?
— Адриан. Адриан Тредиллиан Диц.
Старик пошевелился на нарах.
— Треди… чего?
— Тредиллиан.
— Это чего ж такое? Отчество, что ли?
— Это такое имя. Из семьи матери. У них в семье есть такое имя.
— Ага, — понял старик. — Это тебя, значит, по матушке так назвали. А по батюшке как будешь?
— Адольф. Отца зовут Адольф. И деда звали Адольф. Меня назвали Адриан, потому что отец не любит больше имя Адольф. Из-за Гитлера.
— Тебя били, что ли? — неожиданно спросил старик. — А?
Адриан хотел сказать, что да, но у него перехватило дыхание, и он позорно всхлипнул, потом еще, и, наконец, разрыдался, закрываясь рукавом и зажимая правой рукой горло. Он и не заметил, как старик оказался рядом с ним.
— Ну будет, будет, — бормотал старик, тряся Адриана за плечо. — Будет. На все беды не наплачешься. Даст Бог — образуется все. Кем же ты мне, сынок, приходишься? Ежели по годам смотреть, то папаша мой твоему деду приходился двоюродным брательником. Значит, я твоему папаше… кто ж я ему? Ну да пес с ним. А вот ты мне вроде как племянничек. Троюродный или еще дальше, да это и неважно. Так что можешь называть меня запросто дядя Ваня. Так как я и есть Иван Иванович Диц.
— Вы — Иван Диц? — изумленно спросил Адриан. — Правда? А откуда вы про меня узнали?
— Иди сюда поближе, — поманил старик. — Сейчас кой-чего расскажу. Только тихо сиди и не дергайся. Тут такое дело, — задышал он Адриану в распухшее от удара ухо. — Я сперва в Мирном работал, потом перебрался в одно место, думал там перезимовать…
— В Белое? К Лайнеру?
— К нему. Ты смотри, шустрый. Уже с Мотькой успел познакомиться. Короче, живу себе у Мотьки, помогаю ему там по хозяйству. Вдруг приезжают. Дали мне пять минут собраться — и сюда. А здесь же мне все знакомое, я, почитай, лет пять тут чалился. И сразу к начальнику. Сели напротив, все втроем, и стали меня тиранить. Есть ли за границей родные и все такое. А я, вот тебе крест святой, никак про это не знаю. Вроде отец-покойник говорил что-то про Америку, так это когда было. Туда-сюда, поорали на меня, погрозили всячески, потом вроде сошлись на том, что есть родные. Скоро, говорят, мы тебе встречу с родственником устроим. Он сюда едет, чтобы одно дело тут провернуть. Вроде как махинацию. И нам надо все доподлинно выяснить, потому как здесь могут быть государственные интересы.
— А вы что?
— А я ничего. — Старик хитро прищурился. — А что я? Я свое отсидел. И оттрубил. И у меня к государству более никаких дел нету. Я им, конечно, так не сказал. С родственником, говорю, встретиться могу. А про себя думаю — дела ваши вы уж, дескать, сами улаживайте. Так что ты, сынок, имей в виду. Они тебя так просто отсюда не выпустят. Раз уж заманили сюда, будут держать, пока не вытрясут до самых потрохов. Меня-то к тебе почему подсадили? Чтоб ты мне тут все раскрыл, а я им потом передам — что да как. Считай, предупредил я тебя.
— Подождите, — сказал Адриан. — Я не понял. У меня — да — есть здесь дело. Но оно касается только меня и моей семьи. Оно не касается никакого государства. Ни Соединенных Штатов, ни Советского Союза. То есть, России. Это личное дело.
Старик отстранился и похлопал Адриана по плечу.
— Зеленый ты еще пацан. Это, может, твоей Америке ни до чего дела нет. А нашему государству до всего есть дело. И до африканских негров, и до всяких там австралийских кенгуру. И до того, принесут нам сегодня пожрать чего-нибудь или так и завалимся спать с пустым брюхом. Ты мне лучше вот что расскажи. Ты меня как нашел-то?
— Мне про вас рассказал господин Георгий в Мирном. А про него мне сказал один человек в Самаре. Да! — вспомнил вдруг Адриан. — Я же приехал… Я не один приехал. Я в Самаре был у одной леди. Она умерла. Но я разговаривал с ее сыном. И он познакомил меня со своей дочерью, внучкой той умершей леди. Ее зовут так же, как бабушку. Ее зовут Анна Трубникова. Я с ней сюда приехал. Нас сначала заперли вместе, а потом пришел человек в погонах, который нас встретил, и стал кричать. И он меня начал бить. Я его тоже ударил. И Анка его ударила. Тогда прибежали солдаты. Они утащили Анку, а меня привели сюда и били.
— Ты смотри, — старик поскреб заросший седой щетиной подбородок, — вот оно как получается. Анюта Трубникова… Это знаешь, кто такая? Это у меня в Куйбышеве зазноба была. Любовь. Пожениться собирались, да меня после войны арестовали и стали по лагерям мотать. Я еще тогда думал все — вот освобожусь, вернусь к ней, может, и наладится жизнь. Да не получилось. Сюда кто попадет — прирастает навечно, и обратного ходу нет. Вроде и свободен, и делай, что хочешь, хочешь — в Читу, хочешь — в Москву или там в Ялту, а не будет дороги. Я ж ей письма писал. Анюте. Так ты что говоришь — померла? Оно, конечно, годы-то уже… А внучка ее — с тобой приехала? Ну и как она? Если в бабку пошла, видная должна быть девка. Красивая.
