Вернувшись, он бросает велосипед у воды, лениво бредёт к подстилке и снова ложится, вытянув руки.
— Пива хочешь? — спрашивает он, не глядя на женщину.
Она не отвечает. Мужчина выжидает минуту, потом, не поднимаясь, вытягивает из ведра очередную банку «Будвайзера» и трясёт мокрой ладонью. Капли воды попадают на обнажённую спину женщины. Она вздрагивает, смотрит на спутника сквозь непроницаемо-чёрные очки. Тот не замечает её взгляда или делает вид, что не замечает. Он занят — жадно пьёт из банки. По небритой щеке течёт пенящаяся струйка.
Женщина поднимается.
— Куда пошла? — лениво спрашивает мужчина, но похоже, что ответ его не интересует. Он спросил просто так, потому что идти здесь некуда. — Не знаешь, какой сегодня день?
— Среда, — отвечает женщина. — Или четверг. Четверг. Среда была вчера.
Она берет зонтик, но не открывает его, а идёт к морю. Туда, где ещё не стёрлись следы широких велосипедных шин. Садится у воды и смотрит перед собой.
Потом медленно начинает выводить на песке буквы. Но накатывающая волна стирает их раньше, чем женщина успевает дописать слово.
Другой эпилог
Двое на снегу
«Тело, без сомнения, может стать, как высохшее дерево, но может ли сердце уподобиться остывшему пеплу?»
Чжуан-цзы
Место действия — Новая Англия. Заросшие соснами берега озера, напоминающие почему-то про Стивена Кинга. Недавно прошёл сильный снегопад, и растопыренные хвойные лапы украшены белыми шапками. Очень тихо.
На тёмно-коричневой скамье, вылезающей из сугроба футах в двадцати от берега, сидит человек в чёрном пальто из лайковой кожи с шалевым меховым воротником. Он курит длинную толстую сигару, внимательно следя, чтобы пепел, достигший уже двух дюймов, не упал. Табачный дым пробивается через длинные седые усы, поднимается к нависшей над скамьёй сосновой ветке и растекается под снежным сводом.
У воды стоит второй человек, в клетчатой куртке с откинутым капюшоном. Он вглядывается в противоположный берег озера.
— Скажи, здесь классно, — говорит он, не оборачиваясь. — Как дома. Особенно сейчас, со снегом. Помнишь книжку про Васька Трубачева? У них на озере была пещера в снегу, они там ворону в котелке варили. Давай тоже пещеру выроем.
— Давай, — соглашается сидящий. — Не возражаю.
Наступает молчание. Человек на берегу нагибается, потом бросает снежок в ближайшую сосну. На жёлто-коричневой коре появляется белое пятно.
— Ты Марии дозвонился? — спрашивает человек на скамье.
— Угу. Ещё вчера.
— Она визу получила?
— Получила. Но она же под подпиской. Теперь следователь не разрешает. Говорит — не раньше чем через два месяца.
— Суки.
— Суки.
Снова молчат. Тот, что в куртке, поворачивается и идёт к меченой белым сосне, глядя вверх по стволу. Под чёрными туфлями хрустит снег.
— Не подходи к белке, — советует сидящий. — А то она подумает, что ты — дерево.
— Перестань. Я же просил.
— Ладно, ладно. Извини.
— Нет, не извини. Просто об этом мы никогда не разговариваем. Ты понял меня?
— Понял, понял.
Пепел всё же падает рядом со скамейкой. Усатый досадливо морщится.
Вот они сидят рядом. Тот, что в куртке, откинулся на спинку, растянув руки в стороны, закрыл глаза.
— Я же тебе говорил, чтобы ты сапоги надел, — бурчит усатый. — Посмотри, туфли совсем мокрые.
— Ну и хрен с ними.
Долго молчат.
Потом Ларри негромко произносит:
— Ты понимаешь, что в Россию мы теперь четыре года точно не приедем? Это в лучшем случае. А то и все восемь.
Платон резко выпрямляется. Он смотрит на Ларри с удивлением и искренним непониманием.
— С ума сошёл? Какие четыре года?!
— Я сказал — восемь.
— Да не восемь и не четыре! У меня есть классная идея! Всё уже продумано. Ты не помнишь, когда здесь, в Штатах, выборы президента?
Москва-Лондон
2002—2004
