Ничего, будет еще утро, чтобы во всем этом разобраться.
– Древний! – донесся командирский рев Саудрака, – Только скажи, и мы вступим в бой!
– Отходите! – заорал Дар со всей мочи. – Я крикну когда будет пора!
И снова было: мелькание красных пунктиров из лучевика, частый дождь стрелок тронков, мотание на какоре по полю битвы почти под носом врага, падение тяжелых дромовых тел, вопли обозленных отаругов, длинные дрожащие крики умирающих скакунов…
Дар прекратил стрельбу из какора, когда в квадратике осталось только две полоски. Какор слушался превосходно. Никаких перегревов. И даже еще три дополнительных попадания достами не вызвало каких-либо проблем.
Настала очередь ручного лучевика.
Это означало – остаться в будущем почти безоружным, если он израсходует весь запас сейчас. Но альтернатива была куда хуже: сохранить полную батарею, и остаться без своих верных клановых отрядов…
Лучевик бил зеленым светом.
Пульсы его были короче, и стрелял он вдвое реже. Вопли спереди и сзади прокомментировали это событие.
Однако его выстрелы были ничуть не слабее. Тяжелые оскаленные дромы так же послушно преклоняли колена, заваливаясь на землю, а тангры отвисали набок, сраженные.
Запыхавшийся, взвинченный, Дар понял, что и его элитарам будет, чем заняться. Среди поверженных врагов наверняка куча подраненных, освободившихся из-под завалов, да и полностью целых отаругов, которые сейчас готовят свои острые шиташи.
Теперь он старался бить наверняка, чувствуя, как все сильнее разогревается в пальцах оружейная рукоять. Он уже, экономя выстрелы, пытался избегать попаданий в скакунов, выцеливая только первых наездников. Получалось, как будто, неплохо, но значительно медленнее. Враг восстановил свой напор, заставляя его маневрировать. Поэтому пришлось снова вернуться к веерным прострелам выше уровня спины дромов. Это помогло тормознуть нападавших, но, как оказалось – ненадолго.
Минут через десять после смены оружия Дар заметил, что поверхность рукояти лучевика медленно наливается ярким красным светом. Шарки предупреждал – в подобном случае надо быстро избавляться от него. Дар, уже рискуя, сбил еще несколько всадников с подступивших близко дромов, а затем размахнулся посильнее и бросил лучевик меж собой и надвигающимися врагами.
– Готовьтесь! – крикнул он на хуураданском, заворачивая какора и разгоняясь.
Секунд пять был слышен только топот дромов. Затем раздался хлесткий звук взрыва и, почти сразу за ним, тяжелый гулкий грохот вторичной детонации. Дар чуть не вылетел из седла какора, хватаясь обеими руками за поручень. Какого черта, столько еще энергии было, почему они не могли перевести ее в лучи?!
Он притормозил робота уже перед самыми рядами выстроившихся в линию кх'отров. Они были освещены Архой, скаля свои кристаллические зубы. В широко открытых глазах плясали огни далекого пожара.
Дар обернулся, всем сердцем надеясь, что взрыв положил конец этой бешеной атаке.
Через языки пламени выбирались уцелевшие дромы и тангры. Гривы и хвосты горели, а открытые пасти издавали крики, едва слышимые отсюда. Вылезшие тангры сбивали огонь с дромов и соратников, и… обнажали свои шиташи, горевшие красными огнями пожарища.
Поистине, они были несгибаемыми, эти отаруги…
Врагов все-таки осталось немало.
В наглазнике Дар насчитал сорок семь больших движущихся фигур. Что ж, теперь силы – почти равны!
После гибели скаутов – у его отряда оставался тридцать один дром.
* * *
Сцена боя и взрыва, без сомнения, потрясла воинов его отряда. Но когда Дар выхватил свой голубой клинок, подарок Карасса, они взревели в едином мощном порыве.
Отряды приблизились к врагу с трех направлений, охватывая его полукольцом. Кх'отры, а'зарды и хуураданцы быстро опустошили свои тронки и запас копий, еще более проредив строй противника. Когда раздался звон шиташей, Дар понял, что исход схватки предрешен.
Враг был бесстрашен, но его дух, тем не менее, уже был сломлен. Они бросались в атаку, но им не хватало то ли выдержки, то ли скорости. Атакуя, они кричали на совершенно незнакомом языке, который никогда еще не касался слуха Дара.
Верхом на какоре он не мог противостоять дромовым всадникам, даже дотянуться до их ног не мог. Однако на земле оказалось много воинов, жаждавших расплаты. Но после этой бесконечной бойни, после сотен и сотен павших от его руки врагов, Дар уже не чувствовал азарта боя. Сердце в его груди будто замерзло, а на лице застыла гримаса оскала. Он, скорее, автоматически парировал удары нападавших отаругов, с холодным безразличием перерубая шиташи, руки и налобники, оставляя после себя усеянную трупами землю. Слышал победные кличи хуураданцев и а'зардов.
Его темя, будто чуть прогнувшись и помягчев, наконец, пропустило чужие звуки, и он начал понимать речь противостоящих ему бойцов. Они кричали не слаженно, поодиночке, но слова всегда были одни и те же:
– Великий с'Энфарп!
– Великий с'Энфарп…
* * *
Когда стало чуть светать, элитары устало сошлись вместе обсудить прошедший бой.
Настроение было – хуже некуда.
Охранение, выставленное перед еще дымящимися останками взрыва, то и дело отражало слабые атаки подходящих и подползающих врагов – не желавших расставаться с жизнью иначе, чем от шиташа в бою.
– Они были славными воинами! – хмуро прогудел Док-Атор, глаза его сверкали. – Они показали пример храбрости и воли. Мои отаруги и я чтим их несгибаемый дух! Латниры останутся на их телах нетронутыми!
– Мы тоже, – согласно кивнул Куаргир.
– Это были достойные отаруги, – добавил Саудрак. – Они сделали честь своему клану, каков бы он ни был.
«Еще бы», – как-то безразлично отметил Дар. – «Такое количество латниров все равно не унести… Да и незачем…»
– Я все хотел спросить, – снова раздался голос Док-Атора. – Тут все твердили: латнир б'рванца крепче камня. А я бы сказал – да он мягче дерева!
– Это не б'рванцы! – отрезал Саудрак.
Куаргир яростно сплюнул в сторону.
Дар посмотрел на них хмуро, встречая не менее тяжелые взгляды элитаров.
– Не б'рванцы? – удивился Док-Атор. – А с кем же мы тут бились в этой Эбирройской степи?!
В наступившей тишине стало слышно, как, еще тихий, нарастает тяжелый гул, всегда сопутствующий приближению большого отряда всадников…
Глава 3
Железная вода
Плеск близкой воды был мягким, шепчущим в уши, навевающим даже не сон – негу. Прохладный влажный воздух ласкал тело, задубевшее после жары и сухости степного перехода. Мерное дыхание спящих дромов и далекие мягкие вскрики птиц подчеркивали тишину и умиротворенность окружающего. Даже илзяни – проклятье побережий – были бессильны пред теми, кто ночевал в шатрах.
