Когда одна газета вынесла «шапкой» через всю полосу
высказывание Глафиры: «Публика любое дерьмо сожрет», Свин первый раз поколотил
звезду. С тех пор у них началась война. В нормальном состоянии Глаша
побаивалась продюсера, слушалась его и старалась вести себя тихо, но стоило ей
понюхать «волшебный порошок», как она слетала с тормозов и неслась по кочкам.
Домработницы у нее больше недели не задерживались, глупости, которые творила
звезда, стали настолько гадкими, что это начало вредить ей. А в последнее время
у Глафиры просто пропали светлые промежутки, и Свин решил действовать. Для
начала он объявил о том, что она радикально меняет имидж и репертуар: из
блондинки делается брюнеткой и начинает петь иные песни. А потом ночью, тайком,
отвез певицу в клинику, где ее обещали поставить на ноги. Временно же заменить
Глафиру на сцене должна Рита.
Я потрясла головой:
– Зачем нужна эта глупость? Просто комедия с
переодеваниями. Ну сказали бы, что Глаша уехала в отпуск, и все. И с какой
стати тебе жить в этой квартире?
Рита улыбнулась:
– Наивная ты. У меня своей жилплощади нет, снимаю, так
что останусь тут, в чужих хоромах. С понедельника в телевизоре начнет крутиться
новый клип Глафиры, одновременно песню поставят в жесткой ротации по радио. И
что? Она сама-то где? Самое время бабки концертами рубить. У Свина на полгода
вперед работа расписана, предстоит тур по провинции. Прикинь, сколько он
потеряет!
– Но тебя же разоблачат.
– Нет, – усмехнулась Рита, – такое
невозможно, даже свои вначале не поймут, в чем дело, ну а потом им все равно
уже будет. Глафира-то сама не первая.
– В каком смысле?
Рита потянулась и зевнула.
– А до нее у Свина работала такая Настя Звягинцева, это
он для нее придумал имидж «девочка-крик». Только Настька… эх! С ней какая-то
гадость вышла. Свин ее быстренько домой отправил, а вместо Звягинцевой взял
Свету Королеву, она под именем Глафиры работать стала. Бренд есть, денег в него
немерено вложено, теперь вот мой черед.
Я взялась руками за голову и хотела спросить у Риты, знала
ли она Настю, но тут девушка схватила меня за плечо:
– Умоляю, не говори Свину, что раскусила меня.
– Но почему?
– Он подумает, что я плохо справляюсь с ролью, и выпрет
меня, другую возьмет. Пойми, это мой единственный шанс, я справлюсь, стану
звездой, я-то не сяду на наркотики, нет, мне нужны деньги, слава…
– Глафира вылечится и вернется на сцену, –
напомнила я.
– Нет, – с жаром воскликнула Рита, – никогда,
ей каюк, как Настьке! Это мой шанс! Помоги! Пусть Свин думает, что даже тебя в
заблуждение ввел.
– Хорошо, – кивнула я, – согласна, теперь ты
послушай меня.
Я рассказала Рите про себя почти всю правду, имени Иры
Кротовой не называла, а вот о Насте Звягинцевой сообщила.
– Ты не она, – покачала головой Рита, –
извини, но Настька намного моложе тебя. И она не в психушке, ее Свин куда-то
отправил вон из Москвы, я о той истории плохо знаю, хотя, если постараться,
можно нарыть информацию.
– Вот и хочу узнать, кто я!
– Попробуй, – дернула плечиком Рита.
Внезапно ко мне пришла холодная решимость: нечего сидеть
сложа руки и мучиться, надо действовать. В конце концов, я не жила в
барокамере, значит, нужно отыскать людей, которые сумеют объяснить, кто я. У
кого-то есть мои фото, где-то лежат мои документы. Может, я Таня Кротова, а
может, и нет. Впрочем, хорошо бы поболтать и с тем, кто хорошо знал Настю
Звягинцеву. А про Рыкову Свин явно соврал, чтобы сделать меня зависимой.
– Значит, так, – решительно сказала я, –
предлагаю создать тандем. Я помогаю тебе, а ты мне.
– Каким образом? – напряглась Рита.
– Я езжу с тобой на концерты, таскаю сумку, глажу
шмотки, изображаю раболепную прислугу, ты швыряешь в меня табуретки, обливаешь
супом, все путем. Но дома со всем хозяйством справляйся сама, не вздумай
наедине со мной «звездить», я начну искать себя, ясно? Будем прикрывать друг
друга. Явится Свин на квартиру, не найдет меня, поинтересуется, куда я
подевалась, ты ответишь: «Отправила ее по магазинам». Если же ко мне кто
примотается с расспросами, дескать, Глафира сама не своя, я начну отбиваться:
«Да вы чего, ребята! Обкурилась она, вот и выглядит дико».
Внезапно Рита вскочила и обняла меня.
– Все будет хорошо! Мы обязательно, слышишь,
всенепременно добьемся своего! Я получу славу и деньги, уйду от Свина, стану
суперзвездой. А ты найдешь свою семью. Мы еще всем покажем! Мы им нос утрем. Ты
за меня, я за тебя, вместе нас двое, мы не одиноки, мы сила, мы железные,
несгибаемые! Мы – супер и все можем. Нас так просто не убить!
Я прижалась к Рите и услышала, как часто бьется ее сердце.
Человек не должен быть одинок. Странное дело, выслушав рассказ Ирины, я не
почувствовала никакой радости от известия, что обрела сестру. Но сейчас, рядом
с Ритой, поняла: я вовсе не одна на белом свете.
– Мы вместе, – тихо повторила Рита.
Я шмыгнула носом:
– Собирайся, суперстар, на концерт.
В клуб мы прибыли чуть раньше, чем обычно, и, не
столкнувшись ни с кем, прошли в гримерку.
– Слушай, – вдруг испугалась я, – а люди из
припевки, подтанцовки не заподозрят плохого?
– С сегодняшнего дня у нас все новые, – сообщила
Рита, – музыканты в курсе, но будут молчать, они еще с Настей работали.
Ванька, ну тот, что на клавишах, с ней вроде даже дружил.
Решив потом поговорить с этим Ваней, я быстро распаковала
костюмы. Рита стала натягивать короткую обтягивающую юбочку. Она пыхтела,
извивалась и наконец воскликнула:
– Что за черт!
– Она тебе мала, – констатировала я, – у
Глаши бедра чуть уже.
– У нас один вес!
– Но разный объем, такое случается.
– Бред! Вчера я спокойно в ее одежду лезла.
– В зеленый костюм?
– Да.
– У него юбка на резинке, а у этой жестко фиксированный
пояс.
Кое-как Рита втиснулась в юбку из блестящего материала и
замерла.
– Зря стараешься, – констатировала я, – ее не
застегнуть, и потом, предположим, я зашью сейчас пояс, и что? Станешь
танцевать, он лопнет.
Рита содрала с себя шуршащую тряпку.
– Что делать? Ой, и туфли мне малы!
