Огромные, фиалково-синие, бездонные, словно небо, глаза
сияли на лице дурнушки. До сих пор я ни разу, ни у кого не видела столь
прекрасных очей. Любой человек, окунувшись в их глубину, мигом забудет о том,
что видит перед собой существо в ужасающем одеянии. Такой взгляд мог
принадлежать лишь королеве или принцессе, волею злой судьбы превратившейся в
Золушку.
– И что же вы хотите узнать?
– Э… э… я знаю все про то, как вы взяли на себя вину,
прикинулись убийцей Сергея Лавсанова.
Таня молчала.
– Вам пообещали за это квартиру, деньги и то, что вы не
сядете в тюрьму. Настя обманула вас?
– Нет, – прошептала Таня, – на суде был
адвокат, он так дело повернул, что я оказалась тут, в клинике.
– Хорошо. А квартира?
Таня стала медленно краснеть. Я продолжала сыпать вопросами:
– Настя приезжала сюда? Навещала вас?
– Нет.
– Может, присылает передачи?
– Нет.
– Пишет письма, обещает денег, сообщила о покупке
квартиры, в которую вы въедете, освободившись?
– Нет.
– Выходит, она вас бросила? Обманула, подставила,
наобещала и кинула!
– Я сама согласилась, – прошептала Таня, – по
доброй воле. Кто кашу заварил, тот ее и ест.
– Вот и нет! – рассердилась я. – Чужие руки
крупу в воду насыпали. Тебя просто надули, как ребенка! Неужели совсем не
обидно? Сидишь тут ни за что, а Настя гуляет на свободе да над тобой
посмеивается!
Внезапно Таня сделала пару шагов, села на колченогую
табуретку, сгорбилась, закрыла лицо руками и с невероятным, рвущим душу
отчаянием воскликнула:
– Делать-то теперь нечего! Так мне и надо!
Я бросилась к Тане.
– Не плачь, я постараюсь вытащить тебя отсюда.
– И куда я пойду, – всхлипнула она, – к отцу
возвращаться? Снова битой ходить? Знаешь, мне уж лучше тут. Здесь врачи
хорошие, медсестры меня любят, больные уважают. А на воле что? Ну ничего
хорошего меня не ждет!
На секунду я растерялась. До сих пор я абсолютно искренне
считала, что неволя – это самое страшное несчастье для любого человека, но
сейчас вдруг появились сомнения: а вдруг существуют люди, которым за решеткой
лучше?
Глава 20
К электричке я брела в самом мрачном расположении духа. И
хотя цель поездки была достигнута: я узнала, что Настя обманщица, никакого
удовлетворения эта новость мне не принесла. Разговор с Таней вышел тягостным,
ничего нового она мне сообщить не смогла, на все вопросы меланхолично твердила:
– Не знаю.
В конце концов я разозлилась и налетела на нее:
– Послушай, ты совершила глупость и поняла это. Лучше
поздно, чем никогда.
– Да, – Татьяна внезапно перебила меня, – мне
прямо сразу, еще в милиции, страшно стало, я даже пожаловалась своей соседке
Зине, но потом Свин пришел…
– Свин? – подскочила я.
– Да, – кивнула Таня, – он со мной перед
судом встретился и велел ничего не бояться, дескать, они с Настей временно
исчезнут, но лишь для того, чтобы их не тронули, иначе кто мне квартиру купит!
– И ты опять им поверила! – возмутилась я.
– Ага.
– С ума сойти!
Таня вдруг улыбнулась:
– Да уж! Представляю, как они надо мной смеялись!
– Я добуду запись и вытащу тебя. Мы заставим Свина
купить квартиру. – Я окончательно потеряла от злости голову. – Эта
Настя заплатит за все, мало ей не покажется! Знаешь, где она живет?
– Нет. Вернее, да, раньше жила в поселке Никоново с
Сергеем Лавсановым, только она же его женой не была, значит, особняк ей не
достался.
– Я найду Звягинцеву, – кипятилась я, – и
прижму к стенке. Прямо так и скажу: «Имею кассету с чудесным „сериалом“, выбирай,
киса: либо приобретаешь Танюше квартирку, либо переезжаешь в камеру!»
– Некрасиво шантажировать человека, – прошептала
Таня.
– Согласна, но только не в этой ситуации! –
стукнула я кулаком по столу.
– С какой стати ты решила мне помогать? – вдруг
спросила Таня.
Я внезапно выпалила правду:
– Потому что я совершила раньше, в своей другой жизни,
много ужасных поступков, а теперь хочу частично искупить вину. А еще мне тебя
жаль!
– Ладно, – завела было Таня, но тут в двери
заворочался ключ, появилась запыхавшаяся Раиса Ивановна.
– Время истекло, – заявила она, – хватит,
пообщались.
Таня покорно пошла к выходу. Уже на пороге она вдруг
повернулась и проговорила:
– Если ничего не получится, не волнуйся, мне здесь
хорошо. А с тебя грех за одно желание помочь человеку снимется.
Я стиснула кулаки:
– Умру, но добьюсь своего.
Таня, сгорбившись, шмыгнула в коридор.
– Если вдруг вспомнишь что про Настю, скажи Раисе
Ивановне, – крикнула я ей вслед, – я оставлю свой телефон, она мне
позвонит!
Но ответа не последовало.
На обратной дороге везение покинуло меня. Электрички
отчего-то перестали ходить, в кассу стояла очередь, впрочем, небольшая, всего
из пяти женщин раннего пенсионного возраста.
– И чего нам делать, – налетали они на кассиршу.
– Ясным языком написано, – каркала она из
окошечка, – черным по белому красными чернилами: поездов до Москвы нет!
– Нам ехать надо!
– Ща скорый пойдет, еще быстрей до столицы домчит.
– С какой стати пассажирские ездят, а электрички
нет? – не успокаивались тетки.
– Вам скандалить или ехать? – не растерялась
кассирша. – Покупайте билет.
– Дорого небось!
– Тогда идите пешком!
Бабы завозились в карманах, завздыхали, заохали, пересчитали
мятые ассигнации, сунули их в крохотное окошечко и получили взамен длинные
розовые бумажки.
– Ой, – заорала одна из них, – тринадцатое
место! Поменяйте билет.
– Да какая разница, – обозлилась кассирша.
