Но наступает вечер, и ты снова во всем блеске, молодой и
счастливый, на эстраде. Партер гудит, воет, топает, размахивает зажженными
зажигалками или свечами. Публика хочет видеть звезду. Но и певцу необходим зал,
ему до дрожи нужно слышать крики, аплодисменты, чувствовать прилив энергии,
который льется на сцену. Ради этого он, в конечном счете, и взошел на нее,
из-за этого терпит неудобства, по этой причине лишил себя нормальной жизни, он
счастлив в свете софитов, с микрофоном в руке, больше нигде и никогда не
испытать подобных чувств, ничто не заменит шквала зрительской непостоянной, но
огромной любви. Спросите у певца, доживающего век в честно заработанном
гастрольными поездками доме: что он готов отдать, дабы вернуться хоть на
короткое время на подмостки? Девяносто актеров из ста ответят:
– Все!
И не надо осуждать обитателей кулис за пьянство и любовь к
наркотикам. За стимуляторы и алкоголь тут хватаются в надежде подстегнуть
угасающие силы. Запись новой песни, три концерта в день, интервью, телевидение,
радио… Вот бы иметь побольше времени, не спать, тут-то и тянется рука к
таблеткам и ампулам. Это шоу-биз, в нем выживает самый сильный, самый упорный,
самый бешеный, готовый ради успеха пробить лбом бетонные стены, не всегда самый
талантливый и умный, но всегда наиболее работоспособный. Лентяю на сцене делать
нечего, тут никого не пожалеют. Вон вчера девочки из «Конго» рассказали, как к
Гале Богачевой, нашей неувядаемой звезде, в тот момент, когда она собиралась выпорхнуть
на сцену зала «Россия», где ей предстояло отпеть огромный сольный концерт,
подошел идиот-администратор и заорал:
– Эй, Галя! Ну и горе! Только что умерла твоя мама!
За кулисами замерли все: подпевка, балет, музыканты. В
головах у них одновременно мелькнула одна мысль: сейчас певица впадет в
истерику, концерт, естественно, сорвется, придется платить неустойку, публика,
разозлившись на кумира, проигнорирует следующие выступления – одним словом,
хуже некуда.
Богачева глянула сквозь щель в занавесе в зал и громко
возвестила:
– Значит, так, я ничего не слышала! О смерти мамы вы
мне сообщите после концерта!
И, сверкая улыбкой, вылетела на подмостки, спела, сплясала,
потом рыдала и выла в гримерной. Не знаю, правильно ли она поступила, но именно
такое поведение за сценой называют «профессиональным». Наплевать, что с тобой:
болезнь схватила за горло, а горе за сердце, работай, это шоу-биз, мясорубка,
сцена, которая безжалостно раздавит тебя, но и даст минуты невероятного
подъема, ощущение счастья и безграничной власти над тысячами людей. Эстрадные
актеры – самые счастливые и самые несчастные люди на свете…
– Эй, Танька, – пнула меня Рита, – чего
стоишь с открытым ртом? Живо зашей дырку на юбке, вот тут.
Вынырнув из некстати налетевших на меня философских размышлений,
я привела в порядок костюм, приволокла Рите кофе и отправилась искать Ваньку.
Он курил, сидя на подоконнике.
– Ну и помойка этот «Рокко», – с возмущением
сказал он, увидев меня.
– Не хуже других, – хмыкнула я, устраиваясь около
него.
– Тут буфета нет! Только в зале!
– Хочешь бутербродов? У меня есть, и кофе в термосе.
– Потом, – вздохнул Ваня, – если честно,
больше всего я хочу спать! Один! Трое суток!
– Отоспишься когда-нибудь, – пообещала я.
– Ага, – мрачно ответил Ванька, – после
дождичка в четверг, когда рак на горе станцует!
– По-моему, он там свистеть должен.
– Кто?
– Рак на горе.
– О господи! – дернул плечом Ваня и замолчал.
Я посидела некоторое время молча, а потом спросила:
– Куда деваются те, кто сходит со сцены? Чем они потом
занимаются?
Ваня швырнул окурок на затоптанный пол.
– Фиг их знает. Кто-то в бизнес идет, если денег
накопил. Иногда в продюсеров превращаются, если очень большим «старом», в
смысле звездой, был, то могут на телик позвать или на радио передачку
какую-нибудь отстойную вести. А так доживают тихонько, мужики женятся, детей
заводят, бабы тоже семью сколотить пытаются.
– Ну не все же в старости сходят со сцены, –
возразила я, – вот, например, Настя Звягинцева ушла в расцвете лет.
– Подгнивший с одного бока бутон, – скривился
Ваня, – осетринка второй свежести.
– Но ведь она еще и не совсем плохая!
– Ну верно.
– И где она сейчас?
– Фиг знает, небось домой подалась, не москвичка же.
– Помнишь, откуда Настя прикатила?
Ваня почесал в затылке:
– А тебе зачем?
– Очень надо.
– У Свина спроси, он ее вывез.
– Я Семена боюсь, еще заорет.
– И правильно, – одобрил Ваня, – народ только
крик понимает, по-хорошему никто шевелиться не станет.
– А где Настя в столице жила?
– В поселке, у любовника.
– У тебя ее телефона нет?
– Ну… имелся номерок.
– Можешь найти?
– Вот пристала, – возмутился Ванька, –
отдохнуть не дала перед концертом.
– Поищи, пожалуйста, – ныла я.
Парень вытащил растрепанную донельзя записную книжку и начал
осторожно перебирать листочки.
– Пиши, – заявил он, – у меня два телефона.
Глава 21
Получив заветные номера, я, трясясь от возбуждения,
дождалась, пока Рита отправилась на сцену, забилась в пустую гримерку,
заперлась изнутри и позвонила.
– Алло, – ответил мужской голос.
– Можно Настю?
– Кого?
– Звягинцеву.
Из трубки полетели гудки. Решив, что разговор прервался по
техническим причинам, я еще раз набрала тот же номер, на этот раз ответила
женщина:
– Слушаю.
– Будьте любезны, позовите Настю.
– Тебе же сказали, – зло отозвалась
незнакомка, – нет тут такой! Чего трезвонишь!
– Простите, но мне дали номер…
– Выброси его!
– А он давно у вас?
– Твое какое дело? – прошипела дама, и трубка
снова стала издавать гудки.
