– Это «Лисички» всех задержали, – объяснил
кто-то, – сначала на полчаса позже приехали, а потом еще гримировались до
усрачки.
– Ах «Лисички»! – пошла пятнами Нина. – Вот
кто у нас, оказывается, звезды! Понятно!
Цокая каблуками, она подошла к дивану и, больно наступив мне
на ногу, спросила:
– Чего вылупилась? Ну-ка налей кофе!
– Я не работаю здесь, – ответила я.
Нина окинула меня взглядом и воскликнула:
– Ну и где мне сесть?
– Пойдемте в VIP, – засуетилась толпа, уволакивая
певичку.
Нина дошла до двери, потом обернулась:
– Илюша, а ты почему не в VIP, а тут?
– Какая разница, – усмехнулся он, – здесь
потише, а там народу слишком много, сплошной звездопад.
Нина, фыркнув, убежала. Парень взял коробку со стола и
повернулся ко мне:
– Не хотите чаю?
– Нет, спасибо.
– Не станете возражать, если я возьму этот пакетик, он
последний?
– Ну что вы, – начала было я, и тут кто-то
крикнул:
– Магутенко здесь?
– Да, – отозвался мой собеседник, спокойно встал и
ушел.
Я разинула рот. Вот почему мне его внешность показалась
знакомой! Илья Магутенко, создатель и солист группы «Загадочный тролль»,
композитор, певец, обладатель удивительного, хватающего за душу голоса. Нет,
скорей всего, я ошиблась. Если эта совершенно мне незнакомая Нина, кривляка в
босоножках из фольги, устроила тут истерику с визгом из-за того, что придется
подождать четверть часа, то обладатель кучи премий и миллионной армии фанатов
никак не мог тихо сидеть на продавленном диване, без всякой свиты, мирно читая
книгу. «Не станете возражать, если возьму этот пакетик, он последний». С ума
сойти! Нет, я ошибаюсь, это не тот Магутенко, просто невероятно похож на него.
– Извините, – сказала женщина с большим мешком в
руке, – надо пустые стаканчики собрать.
– Вы здесь работаете? – спросила я.
– Уборщицей, – уточнила она, – двадцатый год
уже. А что? В туалет хотите? По коридору налево.
– Наверное, многих знаете?
Уборщица улыбнулась:
– Да уж, насмотрелась.
– Вон там, у самой двери, группа людей стоит, а в
центре парень, такой стройный, это кто?
Женщина прищурилась.
– Волосы вверх уложены?
– Да, да.
– Илюша Магутенко, очень хорошо поет.
– Не может быть!
– Почему же? – пожала плечами уборщица. –
Здесь по сто раз на дню знаменитости толкутся. Сама-то кто?
– Домработница певицы Глафиры.
– Чего же тогда удивляешься? Небось к твоей хозяйке
всякие гости ходят.
Я хотела было сказать, что у эстрадной певицы есть все,
кроме личной жизни, но произнесла совершенно иные слова:
– Но он совсем не растопыривал пальцы, вот Нина, та…
– Нина, – фыркнула уборщица, – знаешь, чего
тебе скажу, чем меньше таланта, тем больше спеси. Споют одну песню,
только-только на эстраде появятся, и все, падайте перед ними ниц, лижите пятки.
А Илюша – талант и человек интеллигентный, воспитанный, нет ему необходимости
визжать. Ну скажи, Нина эта распрекрасная, ты ее знаешь?
– Нет.
– Песни слышала?
– Нет, но я не особый специалист.
– Поет одну мелодию про вечную любовь, –
засмеялась женщина, протирая столик тряпкой, – если она ножонками сучить
не будет и на всех углах орать: «Смотрите сюда, я суперстар», кто ее узнает,
кому она нужна?
– Можно новые песни исполнять…
– Так работать же надо, – сказала тетка, –
пахать, а не все это могут. Илюше Магутенко не надо выделываться, его и так все
знают, впрочем, он себя над людьми не возносит. Я ведь тебе уже говорила: если
талантливый и на самом деле популярный, то очень часто скромный, не всегда,
правда, встречаются ого-го какие кадры! По десять охранников приводят и такого
тут всем выдают, но Магутенко не из этих. Тут еще утром Сема из группы «Ми-2»
был, пришел, спокойно сидит, улыбается, а у меня внук от него фанатеет, ну,
набралась наглости, подошла, автограф попросила. Первый раз его увидела. Думаю,
если пошлет с воплем, пойду, не в первый раз. А он мило так и говорит:
«Диска-то у меня с собой нет, на календарике распишусь».
Я-то, дура, бумажку ему сую, а Сема в ответ: «Ой, не надо, я
специально для автографов календарики с фото своей группы ношу».
– Танька, – заорал Ваня, высовываясь из-за ширмы,
отгораживающей угол комнаты, – чапай сюда! Я поспешила на зов и очутилась
в закутке, одна стена которого представляла собой зеркало. Тут же была прибита
столешница, заваленная коробками с гримом.
– Живо причеши меня, – велел Ваня.
Я отступила назад.
– Я не умею управляться с волосами, вас же всех Сережа
укладывает.
– И где он, по-твоему?
– Ну… не знаю. Не видела его сегодня.
– Запил Серега, – пояснил намазывающий лицо
тональным кремом Костя, – теперь он на неделю из жизни выпал.
– Хватит болтать, – рявкнул Ванька, – нечего
тут уметь, эка беда, феном помахать! Слушай! Берешь вон там мусс для укладки,
побольше пены на голову напрыскиваешь, поднимаешь прядки, вот так, вверх, и
сушишь. Элементарно.
– Но…
– Начинай, хорош кривляться, – заорал
Ванька, – ща вмажу!
Испугавшись, что обозлившийся музыкант и впрямь отвесит мне
оплеуху, я бросилась к полке, уставленной баночками, бутылочками и
флакончиками. Схватила аэрозольную упаковку, нажала на головку дозатора, из
отверстия полезла густая белая пена. Старательно обмазав голову Ваньки, я
вздыбила его не слишком густую шевелюру забором, полюбовалась пару секунд на
«натюрморт» и спросила:
– Вот так? Или по-иному зафиксировать?
– Так сойдет, – ответил музыкант, – живо
суши.
Я принялась размахивать феном.
– Ну и что, – спросил спустя пять минут
Ваня, – зачем кривлялась? Не могу, не умею! Теперь станешь, пока Серега
квасит, меня чесать, ясно?
