Старший инспектор находился на самом краю цепочки, показывая своим людям, что и он тоже способен выполнять тяжелую работу. Когда его фонарик выхватил в густых зарослях что-то блестящее, Анджелини поспешил туда, подошел ближе, но не увидел ничего, кроме темных мокрых листьев. Может, луч света просто упал на них под определенным углом?
Анджелини снова отошел назад. Когда расстояние стало достаточным, он опять увидел блестящий предмет. Тогда инспектор медленно двинулся вперед, направляя луч фонарика на определенное место. Да, там лежало что-то блестящее, серебристое. Анджелини нагнулся, просунул руку сквозь ветки куста и нащупал нечто прохладное и металлическое, затем — что-то еще более холодное.
Инспектор убрал руку, отступил назад и всмотрелся в кустарник. Только теперь ему стал виден изъян в лиственном пологе. Кто-то выпилил середину огромного куста и сделал в глубине тайник, где в луче фонаря теперь был виден раздувшийся труп. Сотрудник полиции подошел поближе, нагнулся и поежился от отвращения. У убитого было перерезано горло. Его обнаженный торс покрывала черная спекшаяся кровь.
Анджелини подумал, что вот теперь начнется настоящее расследование убийства. Он хорошо знал своего босса, следователя Татти, и понимал, что это означает только одно. На ближайшие несколько дней всей их бригаде можно будет забыть о выходных. Инспектор чуть ли не жалел о том, что увидел этот проклятый серебряный браслет от часов.
И все же как не повезло бедняге! Анджелини осенил себя крестным знамением.
Что такое он охранял? Ради каких сокровищ его убили? Надо будет спросить об этом у Марианны, когда он вернется домой. Она читает газеты, должна знать, что же такое обнаружили при этих раскопках, ради чего стоило умереть.
ГЛАВА 25
Когда Габриэлла спустилась из палаты профессора, Джош сразу понял, что она плакала.
— Ему так плохо, — прошептала она и присела рядом с ним.
Джош заказал ей чашку капучино и подождал, пока она его выпьет. Габриэлла молчала. Он не настаивал на разговоре, однако ему было нелегко оторвать от нее взгляд.
В лице этой женщины не было ничего необычного, но Джош пришел к выводу, что ему никогда не надоест на него смотреть. У нее были большие чувственные глаза, полные губы. Она излучала какую-то доброту, смягчавшую резковатые черты ее лица.
Габриэлла допила кофе, поблагодарила Джоша и сказала, что он может уходить, если хочет, но она останется здесь еще ненадолго.
— Профессор в сознании? — спросил Райдер.
Габриэлла кивнула.
— Но у него началась лихорадка, а антибиотики не помогают. Врач опасается, что он не доживет до завтрашнего утра. Наверное, мне нужно было солгать, успокоить его, сказать, что полиция нашла того негодяя, который стрелял в него, что нам вернули камни. Возможно, это хоть как-то помогло бы. Такая грандиозная находка… — Она осеклась.
— Габриэлла, вы не захотели рассказывать об этом Берил по телефону, однако я знаю, что вы считаете, будто нашли камни памяти. Но успели ли вы ими воспользоваться? Вам известно, как они действуют?
— Я их видела, да. Но не больше. Мы полагали, что времени у нас будет достаточно.
Весь день до самого вечера Джош провел в больнице вместе с Габриэллой. Она каждый час поднималась наверх и справлялась о состоянии профессора Рудольфо, а Джош опять звонил Малахаю, гадал, куда тот пропал, и беспокоился, почему он не отвечает.
В половине седьмого Джоша разыскал в кафе Чарли Биллингс. Его попытался остановить полицейский, приставленный к Габриэлле, но Джош сказал, что все в порядке. Он и в самом деле был рад видеть дружеское лицо, знакомое ему по другому времени, другому месту.
— Значит, ты готов мне кое-что сообщить? — обрадовался Чарли.
— Пока что нет.
— Я надеялся услышать другой ответ.
— Понимаю.
— Ты сможешь опознать того типа?
— На этот вопрос я тебе ничего не отвечу.
— Джош, это же я.
— Но ты вышел на охоту.
— Речь идет о моей работе.
— Речь идет о моей жизни.
Джош ожидал продолжения атаки и удивился, когда увидел, что Чарли убирает блокнот и карандаш.
— Забудем о том, что произошло сегодня. Когда я в последний раз был в Лондоне, в корпункте случайно встретил Эмму и предложил как-нибудь собраться всем вместе. Она как-то вся сразу стушевалась, затем сказала, что вы разошлись и ты уехал. Твою мать, Джош, в чем дело?
Райдер не ожидал, что ответить на вопросы личного плана ему будет труднее, чем рассказать про стрельбу в гробнице, однако это оказалось именно так.
— Мне нужно было вернуться в Нью-Йорк и кое с чем разобраться.
Чарли удивленно поднял брови.
Джош оставил без внимания этот вопрос, не высказанный вслух, но журналиста это не устроило.
— Что произошло? При чем тут Нью-Йорк? Что ты делаешь здесь?
— Если я скажу, то ты решишь, что я спятил, и задашь еще сотню вопросов.
— Задавать вопросы — это мое ремесло.
— У меня нет ответов, которые не показались бы тебе бредом сумасшедшего.
— Я все равно готов их выслушать. Джош лишь рассмеялся.
Чарли понял, что снова наткнулся на глухую стену.
— Хорошо, забудем об этом. Дружище, я тебе могу чем-нибудь помочь?
— Было бы очень неплохо, если бы ты перестал приставать ко мне с вопросами.
На этот раз рассмеялись оба. Чарли остался еще ненадолго, теперь уже просто как друг, за что Джош был ему очень признателен, после чего ушел, чтобы подготовить репортаж о состоянии здоровья профессора Рудольфо и ходе полицейского расследования.
Вечером, без десяти семь, Малахай наконец ответил на звонок, поступивший на его сотовый. Он объяснил, что весь день провел в посольстве, работая над тем, чтобы добиться освобождения Джоша, потом узнал, что Габриэлла решила эту задачу, что само по себе было чудом, и с тех пор пытался получить для Райдера разрешение покинуть страну.
— Но в этом мне не повезло. Итальянские власти не хотят выпускать вас из страны. Вы являетесь свидетелем ограбления и покушения на убийство.
— Хорошо, что хоть не подозреваемым.
— Не совсем так. Полиция намекает на то, что считает вас причастным к случившемуся.
— Но я же дал описание преступника и сообщил все то, что от меня требовали.
— Все ли?
— Черт побери, Малахай!..
— Вряд ли итальянцы действительно вас подозревают, но они хотят, чтобы вы оставались здесь, на тот случай, если им удастся поймать этого типа. Вы являетесь единственным свидетелем.
Джошу совсем не понравилась вероятность застрять в Риме. Провалы в прошлое, так донимавшие его, здесь были слишком реальными, пугающими и непонятными. Джош уже не мог сказать, где он живет — в настоящем или в прошлом.
