Она была в джинсах и кожаной куртке. Ее волосы чернели и вились точно так же, как и у дочери, а небесно-голубые глаза наполняло беспокойство.
— Натали!.. — Синьора Ломбардо положила руку на плечо дочери и промолвила что-то на родном языке.
Девочка стряхнула ее руку с плеча, и Джош ощутил, как напряглось все ее маленькое тельце.
— Что с ней? — спросил Малахай.
— Сегодня утром мы увидели по телевизору сообщение об этой гробнице и страшном происшествии, случившемся в ней. Натали очень возбудилась и захотела немедленно сюда приехать. Я пыталась отговорить ее. Ей нужно было в школу, а мне — на работу, но у девочки началась истерика. Таких припадков с ней еще никогда не случалось, это было что-то страшное. Мы с мужем встревожились. Я не из тех матерей, которые исполняют любые капризы своего ребенка, но Натали была так расстроена, ей было так больно! И все из-за этого выпуска новостей.
София Ломбардо была здорово напугана реакцией дочери.
— Думаю, я смогу ей помочь. Вы разрешите мне с ней поговорить? — предложил Малахай. — Кстати, ваша дочь говорит по-английски?
— Да, она владеет двумя языками. Ее отец — англичанин.
Малахай присел на корточки, чтобы смотреть прямо в глаза Натали, и начал тем мягким, певучим голосом, которым разговаривал с детьми:
— Не бойся, Натали. Ничего не бойся. Все хорошо. Тебе нечего бояться.
С каждым его словом всхлипывания утихали, вскоре девочка успокоилась, и Малахай спросил:
— Расскажи мне, что случилось. Чем ты так расстроена?
— Она… — Всхлипывания начались снова.
— Все хорошо. Не торопись. Обещаю, я смогу помочь.
— Она моя сестра…
— Кто, Натали?
— Я не Натали. — Девочка по-прежнему прижималась к ноге Джоша.
— А кто ты?
— Я Клавдия.
— И сколько тебе лет, Клавдия? — спросил Малахай.
— Двадцать семь.
ГЛАВА 36
— Можно задать тебе еще несколько вопросов? — спросил Малахай. — Мне это очень нужно. Тебе, может быть, потом станет легче. Я знаю многих детей, которым кажется, будто они были другими людьми, и могу сделать так, чтобы это было не очень болезненно.
Натали оглянулась на мать, та кивнула.
— Хорошо, — тихо прошептала девочка.
— Можно моему другу тебя сфотографировать? Для меня это очень важно.
Натали посмотрела на Джоша и просияла. Ей пришлась по душе мысль о том, что ее сфотографируют.
— Итак, ты часто слышишь мысли Клавдии? — начал Малахай.
— Время от времени. Чаще всего, когда я засыпаю.
Джош навел фокус. Вот оно! Лучистое белое свечение поднималось над плечами Натали и расходилось дугой, постепенно тускнея.
— Очень замечательно, что ты это можешь. А Клавдия хочет от тебя чего-то определенного?
Голубые глаза поднялись на Джоша, в них зажглась благодарность. Это был не детский восторг, а взгляд взрослой женщины, которой только что пришлось перенести большую утрату.
Девочка не успела ответить Малахаю. Она все еще смотрела на Джоша. Он сфотографировал ее и на мгновение почувствовал себя самим собой, чего не было в течение уже нескольких дней. Фотоаппарат помог ему установить связь с тем Райдером, который не пострадал от взрыва. Он держал в руках снаряжение, занимался своим делом. Все остальное отступило на задний план. Музыка механики, ее щелчки и жужжание успокоили Джоша, сняли с него тяжесть тех обрывочных черных чувств, которые давили на него все последнее время.
В видоискатель он увидел, что Натали тоже расслабилась. Она свободно поддерживала разговор с Малахаем и, судя по всему, забыла мучительную боль, терзавшую ее несколько минут назад. Джош уже не раз видел подобное. Малахай словно по волшебству устанавливал связь с детьми, с которыми работал. Он разговаривал с ними о боли, отчаянии, пугающих видениях и почти всегда мог их утешить.
Джош как-то сказал ему, что это дар божий. Малахай ответил, что эта его способность порождена горем, за нее приходится платить слишком высокую цену.
Джош попросил объяснений, но Малахай просто пожал плечами.
— Я узнал, что такое скорбь, когда был еще слишком молод для подобного урока. Поэтому я понимаю все то, что приходится пережить этим детям.
Он не стал объяснять, о какой скорби идет речь.
Джош и Малахай проводили Натали и ее мать к их машине. София Ломбардо включила радио, усадила девочку на переднее сиденье и дала ей куклу. Затем она отвела мужчин в сторону и спросила, что это было.
Малахай начал ей объяснять, а Джош снова навел фотоаппарат на Натали. Взгляд девочки больше не был затравленным. Она полностью сосредоточилась на том, чтобы раздеть куклу и снова одеть ее в нечто свободное, напоминающее древнеримские одежды. Перламутровый нимб по-прежнему оставался на месте.
— Натали, подойди сюда и попрощайся, как подобает взрослой девочке, — позвала дочь София, закончив разговор.
Натали вылезла из машины, пожала Малахаю руку и вежливо его поблагодарила. Тот вытащил из пустой ладони маленького игрушечного лягушонка и преподнес его девочке, чем безмерно ее порадовал.
— Как вы это сделали? — спросила она, широко раскрыв глаза.
— Простое волшебство, — улыбнулся Малахай.
Джош не успел проследить этот фокус. Так уж получалось, что он никогда не смотрел в нужный момент в нужную сторону.
Девочка повернулась к Джошу, чтобы показать ему игрушку. Но как только ее взгляд упал на него, у нее в глазах появились слезы, а улыбка исчезла с лица.
Малахай первым понял, в чем дело.
— Натали!.. — окликнул он ее.
Девочка покачала головой.
— Теперь ты Клавдия?
— Да. А моя сестра… — Она зарыдала, не в силах говорить.
— Что произошло с твоей сестрой? Ты можешь мне все рассказать, — сказал Малахай. — Может, мне удастся тебе помочь.
Однако Натали не отрывала взгляда от Джоша.
Тот присел, чтобы смотреть ей в глаза, и шепотом спросил:
— Как звали твою сестру?
— Сабина, — ответила девочка. — Она теперь не может дышать.
Она произнесла это тонким детским голоском, но в ушах Джоша он прозвучал вулканическим извержением, которое разорвало землю и погребло его под лавой, раскаленной добела.
— Это случилось очень давно, Клавдия, — сказал Малахай. — Сабина обрела покой.
Натали по-прежнему смотрела на Джоша.
— Мы ведь так ее любили, правда?
— Да, любили, — ответил Джош, чувствуя холодные мурашки, ползущие по спине.
