— Нет. Не буду. Нет. Я все понимаю. — Ее голос стал тише.
Джош чувствовал, что она едва сдерживается.
— Но почему я не могу поговорить с Куинн?
Пауза.
— А вдруг у меня ничего не получится? До пятницы осталось всего… Что, если на это потребуется больше времени?
Голос матери был наполнен страхом, глаза закрыты, пальцы сжимали маленький серебристый телефон с такой силой, словно пытались его раздавить.
— Подождите… алло!.. Алло? Пожалуйста, не надо…
Судя по всему, связь оборвалась.
Габриэлла, объятая паникой, захлопнула телефон, тут же снова раскрыла его, отыскала номер и перезвонила на него.
Джошу показалось, что она перестала дышать, ожидая соединения. На лбу у нее выступили бисеринки пота, глаза наполнились слезами, но на лице оставалось выражение злости и решимости.
— Никто не отвечает.
— Черт побери, Габриэлла, давай обратимся в полицию.
— Нет! — Она яростно ткнула кнопку повторного набора.
— Еще не поздно. В полиции знают, как…
Габриэлла не дала ему договорить:
— Неужели ты ничего не понимаешь? Я не могу рисковать. Ты же сам знаешь, что это за люди. Ты знаешь, что профессор Рудольфо убит. Тони Саччио убит. Господи, тебя самого едва не убили. Я не могу рисковать тем, что…
Ее голос дрогнул. Несколько минут она сидела, отвернувшись к иллюминатору и тихо всхлипывая.
— Тебе удалось поговорить с Куинн? — спросил Джош, когда Габриэлла немного успокоилась.
— Нет, но этот человек прокрутил мне запись голосов Куинн и Беттины. Он сказал, что с обеими все в порядке, они живы и здоровы. Но этот тип дал мне срок только до пятницы. К этому времени я должна любой ценой достать расшифровку надписей. Всего три дня на то, чтобы разгадать тайну, которой больше трех тысяч лет.
В мозгу Джоша мелькнул образ, подобный старой, выцветшей иллюстрации, выполненной методом глубокой печати. Он увидел, как Сабина протягивала ребенка своей сестре. Однако это видение тотчас же мигнуло и погасло, словно пламя задутой свечи. Он смотрел на Габриэллу, захлестнутую горем, и сознавал, что не в силах облегчить ее страдания. Ему хотелось ее успокоить, по крайней мере, предложить хоть какое-то утешение. Однако как раз в этот момент открылась дверь, и они вынуждены были поспешить к выходу. Им нужно было успеть пересесть на другой рейс.
Из Денвера оба должны были вылететь в Солт-Лейк-Сити, откуда доехать на машине до Сан-Рафаэль-Суэлл, чтобы встретиться с Ларри Роллинзом, археологом, которого знали и Габриэлла, и Алиса Геллер. Как оказалось, именно ему недавно удалось сделать прорыв в вопросе расшифровки древних дравидийских надписей. Габриэлла попыталась созвониться с ним, но выяснилось, что он находится на полевых работах, где нет никакой связи. Им пришлось отправиться к нему, чтобы попросить о помощи.
— Если Роллинз не сможет помочь… Что мне делать, если он не сможет помочь? Джош, мне кажется, я схожу с ума. Я не знаю, как мне быть.
У Джоша мелькнула мысль о том, что за последние двенадцать часов он постоянно, но тщетно пытался подбодрить Габриэллу. Райдер просто не умел убеждать и не знал, что можно было бы предложить ей. В самом сердце жестокости, заполнившей мир, ему приходилось видеть избавление, которое появлялось крошечной точкой самолета, прилетающего с грузом продовольствия и медикаментов в разбомбленную деревню. Он замечал мимолетную искорку надежды, мелькнувшую в глазах солдата, который вернулся в лагерь после кровопролитного боя, был свидетелем милосердия в образе медсестры, которая склонилась над смертельно раненным человеком и на мгновение заставила его забыть адские муки боли. Но вера? Молитва? Миру, в котором Джош жил последние двенадцать лет, не было нужно ни то ни другое. Он сам не мог точно сказать, какой от этого может быть прок. Габриэлла ходила по церквям и храмам, зажигала свечки, преклоняла колени, обращалась с молитвой к божествам всех религий, однако на ее долю все равно выпали жестокие страдания. Ну что он мог ей сказать?
— Ты знаешь, как верить и молиться. Роллинз поможет.
ГЛАВА 56
Скрэнтон, штат Пенсильвания. 12.15
— Ну же, малышка, съешь немного пиццы, — упрашивала девочку Беттина. — Она очень вкусная. Вот, смотри.
Няня откусила кусок и поперхнулась. Она была слишком напугана, чтобы чувствовать голод, однако понимала, что есть нужно, не только ради себя, но и ради Куинн.
— Она холодная, — пожаловалась девочка. — Нельзя ее разогреть?
— Нет, это новый способ есть пиццу. Ну же, пожалуйста!
Беттина умоляла ребенка так, словно один-единственный кусок мог стать знаком, извещающим о том, что им с Куинн удастся выйти из всего этого живыми.
— Пожалуйста!
— Ладно, — согласилась девочка и откусила холодную пиццу.
Она начала жевать, недовольно сморщила нос, но все же продолжала есть.
Беттина украдкой взглянула на Карла, развалившегося перед дверью в кресле. Он читал детектив в мягкой обложке. Шторы были задернуты, Карл никогда не открывал их, но сквозь щель в убогий номер мотеля проникала тонкая полоска света.
Беттина перестала ломать голову над тем, где они находятся, но она по-прежнему пыталась уловить хоть какие-то звуки, доносящиеся из-за пределов этих стен. Однако Карл не выключал телевизор ни днем ни ночью, так что было невозможно услышать хоть что-нибудь за этим постоянным шумом.
— Теперь выпей немного молока.
— Оно теплое!
Беттина изобразила улыбку.
— Ну вот, пицца для тебя слишком холодная, а молоко слишком теплое, да?
Куинн рассмеялась, что было равносильно маленькому чуду.
Пока на улице было еще светло. Беттина со страхом ждала наступления следующей ночи. Она обливалась потом при одной мысли о плотном непроницаемом капюшоне, который Карл наденет ей на голову, и тяжелых наручниках, которыми он скует ей руки. Но самый большой ужас вызывала у нее тряпка, которую этот гад запихивал ей в рот. Он объяснял, что это все необходимо, чтобы он мог выспаться.
Беттина пролежала без сна всю ночь. Она с трудом сглатывала слюну, набегающую в рот, пыталась вспомнить свои роли во всех пьесах, в которых играла. От вкуса тряпки во рту ее тошнило. Грубая ткань капюшона натирала лицо, наручники, стиснувшие запястья, тоже не давали ей уснуть. Наверное, Беттина должна была бы валиться с ног от усталости. За прошедшие тридцать шесть часов она недолго спала по-настоящему лишь один раз. Няня днем уложила Куинн спать и незаметно для себя задремала сама.
Беттина снова обвела взглядом комнату, надеясь заметить хоть какую-нибудь характерную деталь. Но вся обстановка состояла лишь из большой кровати с простынями и одеялом, пахнущими плесенью, платяного шкафа без одного ящика, дешевого зеркала, стола из древесно-стружечной плиты и двух кресел, одно из которых безраздельно захватил себе Карл. В соседней крошечной комнатенке находились туалет и душевая кабина с двумя маленькими кусочками мыла и протертыми вафельными полотенцами. Телефона не было — одна только розетка. Наверное, Карл отключил аппарат и спрятал его.
