Она попыталась перевернуться, но он удержал ее.
— Нет. — Он перебросил ее ногу себе на талию. — Давай я сам. Позволь мне. — Она полностью подчинилась ему и застонала, когда он вошел в нее. — Позволь мне, Миа.
Она обхватила его за шею, и ее бедра заходили с бешеной скоростью, словно поршни.
В прошлый раз она позволила ему делать все, что угодно, откликаясь с такой страстью, что у него создавалось ощущение, словно он завоевал целый континент. Сейчас она с силой прижалась к нему, увлекая его к оргазму — увлекая с такой силой, что он удивился, как у него сердце не остановилось. Потом они лежали, тяжело дыша.
Она засмеялась.
— Ты меня разбудил.
Он лениво чмокнул ее в шею.
— Мне извиниться?
— Извинения будут искренними?
— Нет.
Она снова рассмеялась, на этот раз тише.
— Тогда не извиняйся.
Он прижал ее к себе, нежно поглаживая, и неожиданно в тусклом свете уличного фонаря заметил синяк у нее на руке. Потрясенный, он включил свет.
— Это я сделал?
— Что? Ах, это. Нет. Я во что-то врезалась вечером, когда уходила с работы.
— Хорошо. Я не хотел быть с тобой грубым.
— Ты не был грубым. Ты все сделал правильно. — Она довольно вздохнула. — Думаю, мы оба достаточно долго не давали выхода желаниям. У меня, конечно, не шесть лет прошло, но тоже достаточно.
Она была помолвлена… Неожиданно ему захотелось узнать, почему она не довела дело до конца.
— Миа, почему ты не вышла замуж?
Она так долго молчала, что он решил — она не ответит. И уже отругал себя за то, что вообще спросил, когда она вздохнула, теперь уже задумчиво.
— Ты хочешь знать о моем бывшем?
— На самом деле мне очень хочется знать одно: почему ты сказала, что не хотела хотеть? — Он поцеловал ее в плечо и постарался придать своему тону легкомысленности. — В конце концов, у тебя это прекрасно получается.
Но его поддразнивание не направило ее мысли в менее серьезное русло.
— Рид, с сексом у меня никогда проблем не было. На это Гай никогда не жаловался.
Значит, его звали Гай. Французское имя. Он не мог представить себе Мию рядом с французом по имени Гай. Она не из тех, кто любит розы и романтику. Но ревность все равно подняла голову, и Рид постарался засунуть ее обратно. В конце концов, Гая рядом с ней уже нет.
— На что же он жаловался?
— На мою работу. На график. — Она помолчала. — Его мать тоже жаловалась. Она считала, что я недостаточно хороша для ее мальчика.
— Матери часто так считают.
— Твоя мать считала, что Кристин достаточно хороша для тебя?
Он с теплотой вспоминал их отношения.
— Да. Да, считала. Кристин и мама были подругами. Они ходили по магазинам, обедали вместе и все такое.
— У нас с Бернадетт никогда не было таких отношений. — Она вздохнула. — Я познакомилась с Гаем на вечеринке. Он был очарован моей работой. Считал себя героем шпионского романа. А меня восхищала его работа.
— И кем же он работал?
Она рывком перевернулась на спину и посмотрела на него.
— Он был Гаем Лекруа.
Рид был вынужден признать, что ее ответ его впечатлил.
— Хоккеист? — Лекруа ушел из хоккея в прошлом сезоне, но когда играл, то играл просто волшебно. — Ух ты!
Она лукаво улыбнулась.
— Да, ух ты! Я всегда сидела на козырном месте, прямо за скамейкой штрафников. — Улыбка исчезла. — Ему нравилось представлять меня знакомым как подругу — копа из Отдела расследования убийств.
— Ну и почему ты с ним обручилась?
— Он мне по-настоящему нравился. Гай — хороший парень, и, пока он играл, у нас все было хорошо. Он очень редко бывал дома, а потому не предъявлял никаких претензий. А потом он играть перестал, и все изменилось. Он хотел жениться, и я дала себя уговорить. Но тут вмешалась Бернадетт. У нее были очень четкие взгляды на то, какой должна быть свадьба. Ну и жена тоже.
— Я так понимаю, ты не отвечала ее требованиям.
— Нет, — криво усмехнулась она. — Я отменила слишком много примерок платья, и Бернадетт закатила истерику. Я узнала об этом на следующий вечер, когда Гай отвел меня в модное заведение в центре города — со скатертями, хрусталем и толпой официантов. — Она поморщилась.
Да, подобное заведение вряд ли бы ей понравилось. Он легонько провел большим пальцем по ее подбородку.
— И что потом?
— А потом Гай сообщил мне, что я отменила семьдесят три процента визитов к портнихе, которые организовала его мать, после чего посуровел и добавил, что я не явилась на шестьдесят семь процентов наших свиданий. То, что свидания шли вторыми по значимости, говорило о многом. Как бы там ни было, он стал требовать, чтобы я «исправила свое поведение». Да, кажется, именно так он и выразился.
— А он предложил, тебе подсказку или руководство к действию — насчет того, как именно исправлять поведение?
Она не сдержалась и улыбнулась.
— Разумеется. — Улыбка тут же исчезла. — Но самым главным пунктом было требование перейти в другой отдел. Или, еще лучше, вообще уволиться. Ведь я все равно не смогла бы работать, когда забеременею. — Она посмотрела Риду в глаза, и в ее взгляде читался вызов. — Я с самого начала от него ничего не скрывала. Я не хотела детей. Но он благополучно об этом забыл или же решил, что сумеет уболтать меня и я передумаю. Я напомнила ему о своей позиции на этот счет, и мы впервые серьезно поругались. А когда закончили, я вернула ему кольцо. Он не ожидал, что я сделаю это в общественном месте да еще так пафосно.
Его охватила гордость за ее стойкость.
— Он был не прав.
— Да, но я все равно его обидела. Я не хотела его обижать и не собиралась этого делать, но так получилось. Он хотел дом и жену, а в результате оказался рядом с копом из Отдела расследования убийств.
Глупо было требовать от нее таких кардинальных изменений, но Рид невольно посочувствовал Лекруа.
— Я должен был бы сказать, что мне очень жаль.
Уголок ее рта дрогнул.
— А тебе жаль?
Он провел кончиком пальца по ее груди и увидел, как сморщился ореол, а сосок отвердел. У нее невероятная грудь!
— Нет, — хрипло признался он.
Ее глаза потемнели.
— Тогда не говори. Как бы там ни было, я думаю, что Гай куда меньше огорчился нашему расставанию, чем Бобби.
Ага. Похоже, дальше будет интереснее.
— Бобби. Твой отец.
Она как-то жалко улыбнулась.
