Рид посмотрел на здание. Пожар уже почти потушили.
— Я останусь здесь и войду внутрь, как только смогу. Фостер и Бен приедут с минуты на минуту. Можешь позвонить Джеку?
— Ага. — Она пнула ногой камешек. — Черт возьми, мы опять его упустили!
Четверг, 30 ноября, 04:50
— Я детектив Митчелл. Вы только что приняли некую Брук Адлер. Жертву изнасилования и пожара.
Медсестра покачала головой.
— К ней сейчас нельзя.
— Я должна поговорить с ней. Она единственная, кто видел убийцу. Она его четвертая жертва.
— Мне бы очень хотелось помочь, детектив, но я не могу позволить вам увидеть ее. Ей колют успокоительное.
К ним подошел врач, вид у него был озадаченный.
— Она под большой дозой успокоительных, но все еще в сознании и пытается что-то сказать. Больше девяноста процентов ее тела обожжено, ожоги третьей степени. Если бы я считал, что она выживет, то заставил бы вас подождать. Поторопитесь. Мы как раз собирались ее интубировать.
Миа пошла рядом с доктором.
— Необходимо сделать комплекс анализов, положенных при изнасиловании.
— Я уже отметил это в карточке. На нее тяжело смотреть, детектив.
— Я видела первые две его жертвы в морге, доктор. На них тоже было тяжело смотреть.
— Я просто пытался подготовить вас. — Он вручил ей маску и хирургический халат. — После вас.
Миа резко остановилась, словно споткнувшись. К горлу подступила желчь, отчего сразу заболело горло и перехватило дыхание. «Батюшки светы!» — вот единственная мысль, крутившаяся у нее в голове в первые пять секунд.
— О господи…
— Я пытался предупредить вас, — проворчал доктор. — Две минуты. Не больше.
Медсестра, стоящая у операционного стола, на котором лежала Брук, наградила Мию свирепым взглядом.
— Что она здесь делает?
— Она — плохой полицейский, — мягко пояснил врач. — Пропустите ее.
Миа подозрительно посмотрела на него.
— Что?
Он пожал плечами.
— Она постоянно вас так называет. Плохой полицейский.
— Она бормочет, что что-то о «десяти», — сообщила медсестра.
— Десять? Число, что ли?
— Да.
— Привет, Брук, это я, детектив Митчелл.
Брук открыла глаза, и Миа прочла в них дикий страх и мучительную боль.
— Десять.
Миа подняла руку, но не нашла на теле жертвы ни единого места, к которому можно было бы прикоснуться.
— Кто это сделал, Брук?
— Считай до десяти, — прошептала Брук. Она мучительно застонала, и сердце Мии сжалось.
— Брук, скажите мне, кто это сделал. Это был кто-то из Центра надежды? Это был Биксби?
— Отправляйся в ад.
Миа вздрогнула. Бедолага изначально боялась говорить с ними. Но они, Миа и Рид, вынудили ее говорить. «Мне придется с этим жить». И хотя она знала, что у нее не было иного выхода, она понимала гнев Брук.
— Мне очень жаль, Брук. Но мне нужна ваша помощь.
— Считай до десяти. — Она не смогла вздохнуть, и аппараты пронзительно запищали.
— Давление падает, — сообщила медсестра. — Уровень кислорода понижается.
— Одну ампулу эпинефрина, — тут же приказал врач, — и поставьте ей капельницу адреналина. Приготовитесь к интубации. Детектив, вам лучше уйти.
— Нет. — Брук трогательно боролась. — Считай до десяти. Отправляйся в ад.
Медсестра ввела шприц в вену Брук.
— Выйдите, детектив.
— Еще минуту. — Миа наклонилась к Брук. — Это был Биксби? Томпсон? Сикрест?
Врач навис над Мией и сердито прорычал:
— Детектив, выходите!
Миа отступила — беспомощная, напуганная.
Врач и медсестра боролись за жизнь Брук. Тридцать изнурительных, бесконечных минут спустя врач устало отошел от стола.
— Закончили. Время смерти — пять часов двадцать пять минут.
Должно же как-то называться то, что она испытывает! Но название никак не хотело всплывать в памяти. Миа подняла глаза и встретилась с усталым взглядом врача.
— Я не знаю, что сказать.
Врач пожал плечами.
— Скажите, что поймаете того, кто это сделал.
Роджер Барнетт потребовал этого для Кейтлин. Дейна потребовала того же для Пенни Хилл.
— Поймаем. Обязательно. Он уже убил четырех женщин. Спасибо за то, что сделали все, что могли.
Он мрачно кивнул.
— Мне очень жаль.
— Мне тоже.
Она уже дошла до двери, но остановилась. Заставила себя оглянуться и посмотреть на Брук Адлер еще раз. Потом перекрестилась и, пятясь, вышла в коридор.
Четверг, 30 ноября, 05:45
Ребенок наблюдал за происходящим из своего укрытия. Он снова стоял возле дома. Мальчик не знал, что именно он закапывал в землю, но понимал, что это что-то очень, очень плохое. Потому что он очень плохой.
Неужели больше никто не знает? Неужели я один вижу, какой он на самом деле плохой?
Он подумал о маме, о том, как она беспокойно ворочается в постели, и неожиданно сильно, ужасно рассердился. Она должна была знать. Должна была увидеть. Она знала, что он исчезает по ночам. Но она вставала каждое утро и притворялась, что все хорошо. Жарила яичницу с беконом и улыбалась так, словно все нормально. Но все было совершенно ненормально.
Ему отчаянно хотелось, чтобы он просто ушел. Оставил их в покое. Ему хотелось, чтобы мама выгнала этого человека. И велела никогда не возвращаться. Но она никогда так не поступит, потому что боится. Он понимал. Он понимал, что она имеет право бояться.
И я тоже.
Четверг, 30 ноября, 07:20
— Папа!
Рид поднял взгляд от пуговиц рубашки, не выпуская петельки из руки.
— Что, Бет?
Она стояла в дверях его спальни и хмурилась.
— У тебя все нормально?
Нет. У него болела душа. Еще двое.
— Я просто устал, милая. Просто очень сильно устал.
Она колебалась.
— Папа, мне опять нужны деньги на обед.
Рид нахмурился.
— Я ведь давал тебе деньги в понедельник!
— Я знаю. — Она скорчила гримасу. — Мне нужно было заплатить пару штрафов за библиотечные книги. Прости.
