— Да, мэм, я знаю закон. На основании этого закона я подавала в суд на бывшего мужа, так что знаю его очень…
Пауза.
— Нет, они не женаты. Но какое это имеет значение? Избиение перестает быть преступлением, если они не женаты?
Я прятался у себя в комнате; мне отчаянно хотелось убраться из дому, но я боялся, что меня арестуют. Склад сгорел дотла, пламя перекинулось на деревья поблизости, и пожарным потребовался весь день и часть ночи, чтобы потушить его. Я, конечно, уехал до того, как там появились люди, но версия о поджоге была выдвинута почти сразу же. Так что дома я чувствовал себя в большей безопасности.
Но еще сильнее меня пугал кот. Я убил кота. Я ничего подобного прежде не делал, и это привело меня в ужас. За прошедший год я нарушил несколько правил, но всегда имел на то веские основания. Я принял рациональное решение шпионить за мистером Кроули для того, чтобы найти способ остановить его и прекратить убийства. Я напал на его жену, осуществляя тщательно разработанный план, потому что иначе не мог заманить его в ловушку. В конечном счете я его убил, потому что не знал, как еще спасти город. Я мучительно обдумывал и тщательно взвешивал все, прежде чем нарушить каждое правило. Но кота я убил, подчиняясь внутреннему импульсу, эмоциональному порыву, и осознал, что натворил сгоряча, только когда все было кончено. Всеми предыдущими решениями я делал поблажки мистеру Монстру. На складе мистер Монстр взял надо мной верх и принял решение сам.
А если ему удалось в этот раз, может удаться и во второй. Я в ужасе представлял, где и когда это произойдет и как мне остановить его.
— Прошу вас… мою дочь избили. Это со всей жестокостью сделал человек, проживающий в нашем городе, и он до сих пор здесь. Нет, я-то как раз вполне рассудительна. Позвольте мне поговорить с вашим начальником.
Я сидел на полу в своей комнате, заперев дверь и забравшись между кроватью и стеной. На голову я положил подушку, но мамины крики все равно доносились до меня.
— Алло, агент Форман? Говорит Эйприл Кли…
Пауза.
— Да, я знаю, извините, что снова вас беспокою, но…
Пауза.
— Но я с ними уже говорила, и они ничего не могут сделать.
Пауза.
— Нет, с ней я тоже уже говорила…
Пауза.
— Но ведь есть же что-нибудь, что вы…
«На складе было множество насекомых, — подумал я. — Я, вероятно, убил их всех. Причинять вред насекомым — это против правил? Я точно убил за свою жизнь кучу насекомых — да черт побери, они разбивались о лобовое стекло моей машины. Должен ли я винить себя?»
Я поиграл с этой мыслью.
«Насекомые, видимо, не в счет. Они ничего не чувствуют, им все равно, что ты с ними делаешь. И всем остальным все равно, так что можно что-нибудь придумать. Не для этого ли они вообще существуют? Ни для чего другого они не нужны. Остается выйти и поймать одного, всего одного. Я даже не стану его убивать, просто оторву крылышко или лапку. Что-нибудь маленькое. Никто и не заметит».
— Алло. Это горячая линия «Насилие в семье»? Меня зовут Эйприл, я живу в Клейтоне…
Пауза.
— Да, округ Клейтон.
Пауза.
— Я знаю, что у вас нет здесь офиса, — я вам звоню по междугородней…
Пауза.
— Я уже говорила с полицией, и они не… да, я подожду.
Я поднялся, собираясь выйти. Мне нужен был жучок — самый маленький, вроде божьей коровки. В одной из трещин тротуара обычно кишела целая куча муравьев, и я, если бы захотел, мог разом прихлопнуть всех, кто окажется под подошвой, но это бы мне не помогло. Топнуть ногой — нет, это что-то мгновенное, не приносящее удовольствия. Мне нужен был жучок, чтобы с ним повозиться, посмотреть, что произойдет, если я буду отрывать ему лапки одну за другой. Мне хотелось знать, что именно я мучаю его, по собственной воле, не случайно. Я отпер дверь и пошел по коридору, надеясь, что мама меня не остановит.
Мне не хватило трех шагов до двери, когда раздался стук.
Мама оторвалась от телефонной книги — вид у нее был изможденный, глаза красные. Она уставилась на дверь пустым недоумевающим взглядом, словно не понимая, что происходит. Стук повторился.
— Выясни, кто там! — рявкнула мама.
Я открыл дверь и ощутил холод в желудке. Передо мной стояла Лорен, с синяком под глазом и дорожками высохших слез на щеках. Она посмотрела на меня с жалкой улыбкой и притронулась к моему лицу там, где прошелся кулаком Роб Андерс.
— Мы близнецы, — тихо произнесла она и погладила мою щеку чуть ниже тонкой корочки, оставшейся на коже после удара.
— Умоляю, признайся, что ты наконец взялась за ум, — сказала мама, вставая. — Хочешь, побудь пока у нас…
— Нет, мать, я пришла попросить, чтобы ты прекратила. Я пыталась связаться с тобой по телефону, но это невозможно — ты как будто приклеилась к нему. Перестань звонить в полицию!
— Но ты должна заявить о случившемся!
— Ничего я не должна! Слушай, я просто испугалась в тот день и не отдавала себе отчета, что делаю, а теперь отдаю. Да, ты не понимаешь, но…
— Думаешь, я не понимаю? — спросила мама, наступая на Лорен. — Ты знаешь, что мы пережили! Ты знаешь, что вытворял со мной твой отец!
— Прекрати впутывать отца! Он совершенно ни при чем, хотя бы потому, что Курт — не отец, а я — не ты. Курт по-настоящему любит меня, мы обо всем поговорили и знаем, что это больше не повторится. И…
— Не будь идиоткой, Лорен! Да как ты можешь…
— Я пришла не для того, чтобы ругаться!
— Конечно, у тебя есть с кем заняться этим дома!
Я развернулся, собираясь уйти к себе, но мама схватила меня за руку:
— Нет уж, не убегай, это и тебя касается. Скажи ей, что она должна заявить в полицию.
— Оставь Джона… — начала Лорен.
— Скажи ей! — крикнула мама.
Я не знал, что делать, а потому беспомощно хлопал глазами и старался думать о чем-нибудь успокаивающем: озере Фрик-Лейк зимой, безлюдном и тихом, нашей улице ночью, когда жизнь на ней замирает, мертвом теле на столе в морге, абсолютно неподвижном и безмолвном.
— Ты не можешь так жить, — заявила мама Лорен и перевела взгляд на меня. — Скажи ей, что она не может так жить.
— Я не хочу ввязываться.
— Ах, ты не хочешь ввязываться! — закричала мама. — Ты всегда на все реагируешь как бешеный, а тут вообще никакого отклика?
— Я не хочу ввязываться, — повторил я.
— Ты уже ввязался! Неужели я осталась единственным здравомыслящим человеком? Неужели я одна во всем мире считаю, что избиение моей дочери — это нечто из ряда вон выходящее? Что нельзя закрывать на это глаза? Я хочу сказать… Лорен, детка… неужели ты себя совсем не любишь?
