– Вы уже устроились? – спросил директор «Сигмы».
– На какое-то время.
Грей был рад возможности сосредоточиться на насущных делах. Ковальски, прихватив обе бутылки вина, удалился в ванную. Рейчел села на кровать, слушая разговор. В течение следующих пятнадцати минут Грей и Пейнтер сопоставили свои выводы: три убийства на трех разных континентах, беспощадная жестокость, сопровождающая попытки скрыть происходящее, загадочное значение языческого символа, который, похоже, связывал все вместе.
Пейнтер рассказал о своих планах отправиться в Норвегию, чтобы на месте ознакомиться с деятельностью «Виатуса» и встретиться с главой компании.
– И Монк едет вместе с вами? – спросил Грей, удивленный и в то же время обрадованный за своего друга.
– Как и Джон Крид, наш новый специалист по генетике. Это он разобрался в данных, которые отправил по электронной почте Джейсон Гормен. – Голос Пейнтера стал серьезным. – Что возвращает нас к находке лейтенанта Вероны, которую кому-то очень хотелось уничтожить.
– Вы имеете в виду мумифицированный палец?
Грей оглянулся на Рейчел. В поезде они долго обсуждали это. Отец Марко Джованни принимал участие в археологических раскопках на севере Англии, в какой-то гористой и безлюдной местности на границе с Шотландией. Никаких подробностей об этих раскопках пока что не открылось. Известно было лишь то, что бывший ученик монсиньора Вероны занимался исследованием корней христианства у кельтов, той поры, когда языческие верования смешались с католицизмом.
Грей уже доложил Пейнтеру некоторые детали. Но он еще не говорил о том, что рассказала ему в поезде Рейчел.
– Господин директор, наверное, вам будет лучше услышать это от самой Рейчел Вероны. Я не могу точно сказать, какое это имеет значение, но все же речь идет о чем-то заслуживающем внимания.
– Хорошо. Давай ее сюда.
Вернувшись к кровати, Грей передал телефон Рейчел.
– Думаю, лучше ты сама расскажешь Пейнтеру о том, что тебе удалось выяснить.
Рейчел кивнула. Грей остался стоять у спинки кровати. После обмена любезностями Рейчел перешла прямо к той странной мании, которой был одержим погибший священник.
– До того как в Риме все полетело вверх тормашками, – объяснила Рейчел, – я успела получить список опубликованных статей и работ отца Джованни, начиная с того времени, когда он еще был студентом. Несомненно, он замкнулся на одном определенном мифе, связанном с католической верой, а именно на воплощении Богородицы, известном под именем Черная Мадонна.
Грей слушал ее рассказ вполуха. Он уже был знаком с этой темой. Перед тем как прийти в «Сигму», он занимался сравнительным изучением религий. Ему была знакома тайна, окружающая культ Черной Мадонны. На протяжении многих столетий, начиная от самой зари христианства, тут и там появлялись статуи и картины, на которых мать Христа изображалась с темной или даже с черной кожей. Все эти изображения почитались самыми дорогими святынями. В Европе к настоящему времени сохранилось свыше четырехсот таких работ, некоторые были созданы еще в одиннадцатом веке. И многие из них до сих пор боготворились: Черная Мадонна Ченстохова в Польше, Мадонна отшельников в Швейцарии, Гваделупская Дева в Мексике. Перечень можно было продолжать и дальше.
Несмотря на почитание этих странных образов Мадонны, отношение к ним до сих пор оставалось противоречивым. Кое-кто утверждал, что они обладают чудодейственными свойствами, а другие заявляли, что темный цвет кожи – не более чем следствие накопившейся с годами копоти от свечей или естественного потемнения старого дерева и мрамора. Католическая церковь никогда официально не признавала чудодейственную силу подобных воплощений.
Рейчел продолжала рассказ о мании отца Джованни.
– Он был убежден, что христианство у кельтов было основано на культе Черной Мадонны, что этот образ представлял собой слияние старой языческой Матери-Земли с новым поклонением Деве Марии. Всю свою жизнь отец Джованни искал эти связи, лежащие в основе данной мифологии.
Рейчел помолчала, судя по всему, слушая вопрос Пейнтера, затем ответила:
– Я не знаю, удалось ли ему это установить. Но он определенно что-то нашел, что-то такое, ради чего стоило умереть.
Она снова остановилась, слушая, потом сказала:
– Точно. Полностью с вами согласна. Передаю трубку коммандеру Пирсу.
Взяв телефон, Грей поднес его к уху и вернулся к окну.
– Сэр?
– Исходя из рассказа Рейчел, считаю, что ваш следующий шаг очевиден.
Грей не сомневался в правильном ответе.
– Обследовать место раскопок в Англии.
– Совершенно верно. Я не знаю, какое отношение убийства в Африке и в Принстонском университете имеют к исследованиям отца Джованни. Но какая-то связь обязательно должна быть. Я отправлюсь в Осло и займусь генетическими изысканиями, а ты выясни, куда указывает высохший палец.
– Слушаюсь, сэр.
– Тебе нужны еще люди в помощь? Или справишься вместе с Джозефом Ковальски и лейтенантом Вероной?
– По-моему, чем малочисленнее будет наша группа, тем лучше.
Несмотря на все старания Грея, его голос едва заметно дрогнул. Оставался еще один момент, о котором он до сих пор ни словом не обмолвился Пейнтеру Кроу. Грей посмотрел в сад, на красный огонек сигареты. Ему было мучительно больно лгать директору, даже если это был лишь грех недоговорки. Но если он расскажет главе «Сигмы» о своем новом союзнике, Пейнтер будет вынужден направить группу захвата, чтобы задержать Сейхан и доставить ее в специальный лагерь для допросов.
Этого Грей допустить не мог.
И все же он колебался.
Правильно ли он поступает? Или же без необходимости ставит под риск всю операцию?
Отвернувшись от окна, Грей поймал на себе пристальный взгляд Рейчел. В ее глазах он прочитал, что от его решения зависит не только его собственная жизнь. Однако он также вспомнил проникнутую болью просьбу, произнесенную два года назад.
«Верь мне, Грей. Хоть самую малость».
Снова повернувшись к окну, Грей уставился на свое отражение в черном стекле. Медленно сделав вдох и выдох, чтобы взять себя в руки, он сказал в телефон:
– Мы обойдемся собственными силами.
11
11 октября. 23 часа 22 минуты
Ивар Карлсен потянул тяжелую дубовую дверь, обитую коваными чугунными полосами. В безлунной ночи кружилась вьюга, время от времени резкими порывами снега врываясь в узкий проход под аркой. Мороз пощипывал неприкрытые щеки, а холодная железная ручка обожгла голые пальцы Карлсена, когда он открывал дверь. Утренний дождь действительно к вечеру перешел в первый настоящий снегопад.
Непогода возбуждала Карлсена, заставляла чаще биться его сердце. Быть может, в его жилах действительно текла кровь викингов, как утверждала старая bestemor.
