Все это промелькнуло в моей голове, и я отозвалась:
— Я ничего такого не думаю. Просто рассказала тебе историю про императора. К чему приводят дурацкие придирки.
— Ну, — протянула Валентина, — когда это там было… Император… Давно и неправда.
Валентина несколько поостыла. Честно говоря, я подозревала, что весь этот концерт она закатила по одной простой причине: ей было скучно, нужно было как-то занять себя. Впрочем, в каком-то смысле я ее понимала. Босс умел создавать обстановку, которая, если она не одушевлялась напряженной работой, казалась невыносимо скучной и нелепой. Сам вид того чудного здания, в котором мы имели счастье проживать, был таков. Выросшее на месте бывшей трансформаторной будки строение среди окружающих домов казалось неказистым и долговязым подростком, который никак не может повзрослеть.
Родион Потапович вообще был знатоком архитектуры. По крайней мере, он себя таковым считал. Правда, это нисколько не отражалось на постоянном достраивании нашей, с позволения сказать, «башни» уже в пять этажей высотой. Башня была и местом нашей прописки, и офисом. Последний полностью занимал первый этаж, и вход в дом осуществлялся именно через него. На входе сидела я и контролировала всех приходящих и уходящих, включая отвратительного шарпея Счастливчика. Когда же меня не было (обстоятельства!), то функции цербера возлагались именно на него, это четырехногое ужасное существо, заведенное боссом в комплекте с ребенком. Уже много раз помянутым сыном Тапиком.
В обществе сына и шарпея Валентина и коротала дни, когда муж был в отлучке, а я… да мало ли по каким рабочим и внерабочим причинам я могла отсутствовать? Причин всегда хватало. Так что в мое отсутствие Валя вынуждена была еще и выполнять роль секретарши, которая вообще-то входила в пакет моих обязанностей.
Вот и сейчас. Я собралась было уходить, как зазвонил телефон. Валентина уже поднималась по лестнице на второй этаж, я открывала выходную дверь, обе мы были примерно на одном расстоянии от трезвонящего аппарата. Наконец Валентина тяжело вздохнула и продолжила подъем. Где-то наверху заорал трехгодовалый Тапик. Почетная миссия снять трубку была возложена на меня.
Я подняла трубку и ответила:
— Детективное агентство «Частный сыск». Добрый день.
3
— Добрый, — ответил хрипловатый мужской голос. — Я бы хотел услышать Марию.
— Я вас слушаю.
— Вы Мария?
— Да, говорите.
— Я почему-то был уверен, что трубку возьмете не вы и тогда возникнут определенные сложности.
— Прошу вас, не говорите загадками. Какие сложности? Если у вас заказ, то мы, к сожалению, лишены возможности вам помочь. Босса нет в городе. А без него я не могу принимать какие-либо ответственные решения.
Гм… а мне аттестовали вас как женщину с безупречной логикой. А вы вот так. Ну что же. Начнем с самого начала. Кажется, я сразу сказал, что мне нужны именно вы, а не Родион… это… м-м-м.
Кажется, только сейчас я подметила, что говоривший был несколько… скажем так, выпивши. Что само по себе не могло вызывать у меня восторга. В чем нельзя было отказать моему анонимному собеседнику, так это в том, что он заговорил настолько быстро, что я не успела бы вставить ни слова протеста.
В его речи слышался еле уловимый мягкий украинский акцент.
— Мария, я вот что хотел вам сказать. Я беспокою вас из города Нарецка, это под Николаевом. У нас, к сожалению, с собой мобильных не оказалось, их вчера утопили в пруде. Это, конечно, плохо, да вот только не это самое плохое. В общем, я продиктую вам адрес и как добираться, а вы немедленно приедете.
— Не поняла, — проговорила я, — что-то случилось?
— Или может случиться, — перебил меня не совсем трезвый человек с украинским акцентом. — Об этом вас прошу не я, а Родион Потапович.
— А… почему он сам не позвонил-то?
— Долго объяснять. И не по телефону. Да и возможности особой не было.
— Вы, наверно, один из тех людей, которые поехали с Родионом Потаповичем на эти… на археологические раскопки?
В ответ послышался скептический смешок:
— Ну… если это так можно назвать — да, пожалуй. Больше я говорить не могу, потому что если я начну, то уж никогда не закончу. Лучше вот что: вылетайте ближайшим рейсом до Киева, нет, лучше до Одессы, а оттуда ходят автобусы до Николаева и с пересадкой до Нарецка. Конечно, можно и по железной дороге, но это, так сказать, очень медленно. А время, я так полагаю, не терпит.
— Но с кем я хоть говорю? — с некоторой растерянностью в голосе осведомилась я.
— Моя фамилия Кудрявцев. Николай Кудрявцев, я давний знакомый Родиона Шульгина, вашего начальника.
Ах, вот как, подумала я. Тот самый Коля Кудрявцев, о котором упоминал Родион. И жена его, Аня.
— Да, Родион Потапович упоминал мне о вас, — сдержанно произнесла я. — Вы, так сказать, его старый друг.
— Ну, не такой уж чтобы старый, но, верно, куда постарше вас. Мария, так вы приедете? Я понимаю, что ваша работа и ее специфика располагают к повышенной подозрительности, но тем не менее…
— Я приеду, — отозвалась я, — странно только, что Родион Потапович мне об этом не сказал сам. Что вы от меня скрываете?
Кудрявцев некоторое время помолчал. Потом он кашлянул и, понизив голос, произнес:
— Родион предвидел то, что случится, и предупреждал. Он говорил, что вы непременно зададите такой вопрос, не дожидаясь, пока прибудете сюда сами. Одним словом… у вас нет там параллельных аппаратов?
— Нет, есть просто другой номер в стенах того же дома. Валя, жена Родиона, разговаривает как раз по нему — у меня тут индикатор горит, так что она никак подслушать не может. Вы ведь, если не ошибаюсь, скрываете что-то именно от нее.
— Вы понятливы. Ладно, скажу. Одним словом, Родион Потапович погиб.
Что-то огромное, подобно нью-йоркской башне Всемирного торгового центра, обвалилось у меня в груди. Перед глазами плеснула дурнотная пелена. Не могу причислить себя к слабонервным истеричкам, способным два дня отпаивать себя валидолом и валерьянкой вследствие кончины любимого попугая. Но тут могу сказать — я чуть было не утратила контроль над собой и окружающей действительностью. Слишком просто и буднично были сказаны эти слова, слишком прост и незатейлив — и какая жуть в этой незатейливости! — был их смысл. Я пошевелила губами, которые показались какими-то чужими на моем лице, и, разглядывая в огромном, от пола до потолка, зеркале свое мутнеющее изображение, проговорила:
— То есть как — погиб? Вы же говорили… вы же говорили, Николай, что он просил меня приехать. Как же он мог просить, если с ним… если он…
— Простите меня, Мария. Я не думал, что это затронет вас до такой степени. Вы же просто сотрудник.
Я с трудом удержала себя в рамках приличия, проглотила застрявший в горле комок и, сцепив губы, слушала.
