— Валерия Юрьевна, быть может, будь у меня муж, я тоже не доверяла бы женщинам, которые хотят остаться с ним наедине. Даже таким женщинам, которые только что спасли ему жизнь. Однако же вы только что слышали предложение, которое мне сделали. Предложение стать личным телохранителем Геннадия Ильича.
— До момента выборов, — уточнил Иосиф Соломонович. — То есть на месяц.
До момента выборов. А если это предложение вынесено, то вы не можете о нем не знать, не так ли, Валерия Юрьевна. Все дело в том, что вы, наверное, не совсем четко представляете себе, что такое личный, «прикрепленный», телохранитель. Это, конечно, не совсем по моему профилю деятельности, то есть совсем не по моему, но, однако же, я имею некоторое представление о ремесле охранника. Личный телохранитель — это тень своего босса. Даже больше, чем тень, потому что тень ночью, в абсолютной темноте пропадает, а телохранитель-личник должен быть с работодателем всегда, непрерывно. Например, Женя, о которой я рассказывала, для пользы дела даже спала со своим очередным работодателем, чтобы глубже усвоить… проникнуть, так сказать, в объект охраны. Вот такие дела, уважаемая Валерия Юрьевна.
Я говорила, чтобы Валерия Юрьевна составила как можно более негативное впечатление о том предложении, которое мне сделали. Впрочем, мои слова были продиктованы не только этим. Неприятно, когда тебя принимают за сообщницу убийц.
Но, помимо всех этих субъективных соображений, я помнила и то, из-за чего в общем-то пришла к Ясину. Я должна была поговорить с Бубновым о Светлане Андреевне Анисиной и о ее сыне. Быть может, он сообщил бы нечто такое, что прояснило бы ситуацию и дало хотя бы векторы дальнейшей работы, последующего расследования. «Или еще больше запутало бы все это дело. Хорошенькое начало расследования!.. Уже есть трупы, одно нападение на меня, один шантаж с угрозами отобрать квартиру, один взрыв машины, и все словно бы никак между собою и не связано! Чудно!»
Валерия Юрьевна тем временем переварила мои слова и произнесла сухо, но достаточно вежливо:
— Я, кажется, ничего и не имела против. Конечно, Мария, вы можете поговорить с Геннадием Ильичом с глазу на глаз. Тем более вам есть что сказать друг другу.
— Прекрасно. Где мы можем поговорить? — осведомилась я.
— Да прямо здесь. Мы с Иосифом Соломоновичем выйдем. У Иосифа Соломоновича прекрасный бар, выпьем с ним текилы. У Ясина не пили, то есть практически не пили, а теперь есть отличный стресс… то есть я хотела сказать, что есть отличный повод. Повод выпить.
И она выплыла, как королева в изгнании. За ней вышел и Розенталь. Мы с Геннадием Ильичом Бубновым остались наедине. Он выставил на меня свои серые глаза, взъерошил и без того стоявший дыбом хохолок волос и проговорил:
— Я так понимаю, что вы не собираетесь соглашаться? Зря. Очень прогадаете. Я хорошо заплачу. Возможно, у вас появился шанс заработать много больше, чем вы заработали до того. Проще говоря…
Мысли у него все еще путались, слова — тоже. Конечно, опьянение не могло волшебным образом пройти так вот быстро, хотя, конечно, хмель с Геннадия Ильича посбило прилично.
— Уважаемый господин Бубнов, — сказала я. — Я хотела поговорить с вами совсем о другом. Вы, наверное, не знаете, что я в самом деле появилась в одном с вами обществе не случайно.
Он насторожился.
— Нет! Нет, не то, что вы подумали, — тут же успокоила его я. — Конечно, я не от Ищенко и не от кого бы то и было… в том смысле, что не от тех людей, которые желают вам зла. Вам известна такая — Светлана Андреевна лисина? Он вздрогнул. Я повторила свой вопрос, и тогда Геннадий Ильич пробормотал:
— Прошу вас, Мария, говорите потише. Не дай бог, услышит моя жена, и тогда все эти Ищенко и прочие уроды покажутся детским лепетом по сравнению с тем, что меня ждет в собственном доме.
— Кандидат в губернаторы панически боится собственной жены, так? — улыбнулась я. — Хорошо, я буду говорить как можно тише. По крайней мере, о том, что касается Светланы Андреевны, я буду говорить на пониженных тонах.
Он кивнул и проговорил:
— Конечно, я знаю Свету. Мы с ней давние знакомые. Давние и хорошие. А почему вы про нее спросили?
Все очень просто. Вы ведь уже похвалились тем, что знаете обо мне, кто я и что я. Так вот, в детективное бюро, в котором я работаю, не так давно пришла Светлана Андреевна Анисина и попросила нас с господином Шульгиным посодействовать ей в некоем деле. Выяснилось, что оно может касаться и вас. С некоторых пор странные вещи происходят со Светланой Андреевной и близкими ей людьми.
— Это она вам сказала, что я близкий ей человек? — спросил Бубнов, и голос его заметно дрогнул. — А что она еще сказала?
— Ничего особенного. Только то, что вы с ней любовники уже много лет. Простите, Геннадий Ильич, но когда речь идет о жизни и смерти, то не до деликатностей. Светлана Андреевна призналась нам в этом, и это совершенно необходимо для ведения расследования.
— Вы… вы ведете расследование в отношении Светланы? — проговорил Геннадий Ильич, и голос его дрогнул. — Но ведь… ведь с ней ничего не случилось? То есть… вы полагаете, что ей может что-то угрожать?
— И это говорит человек, который едва уцелел при взрыве собственной машины, — сказала я. — Извините… извините, Геннадий Ильич, за эту ремарку. Светлане Андреевне пока что ничего не угрожает. Но странным образом попадают в неприятности — если можно назвать неприятностью, скажем, то, что произошло с вами! — люди, которые имеют к ней хоть какое-то отношение. А ей самой засадили «жучок» в телефон. Подслушивали, что ли? Хотя она искренне недоумевает, по какой такой причине ей такая честь. И вот мы с Родионом Потаповичем думаем: уж не в вас ли дело, любезный Геннадий Ильич? Все-таки вы большой человек, собираетесь вот избираться на пост губернатора Московской области, следовательно, нацелились возглавить второй по богатству регион страны. Быть может, это вам нервы щекочут?
— Ничего себе щекочут, — пробормотал Геннадий Ильич, — рвануть собрались… динамитику подкинули. Милая такая щекотка. Да и зачем тревожить Светлану, если можно разделаться прямиком со мной, как это им сегодня и удалось бы, не вмешайся во все вы, Мария?
Тем более что потревожили не только Светлану, — сказала я. — Потревожили уже и меня… некто Виктор Заварзин. Не знаете такого?
— Заварзин? Черт его знает. У меня все это отребье в голове не держится.
— Потревожили и еще одного человека, — продолжала я, — которого вы в голове держать должны ну наверняка. Зовут его Сережа Воронов, он — сын Светланы Андреевны Анисиной, которого она давным-давно отдала чужим людям и, быть может, забыла бы давно о его существовании, как истая кукушка, если бы не то, что с Сережей случилось.
Бубнов заморгал:
— А что с ним случилось?
— Да так… Поставили на большие деньги — большие для него, конечно, — и теперь угрожают отнять квартиру, в которой он в данный момент проживает. Причем вся эта муть закручена довольно хитрым способом, слишком уж хитроумным для такого в принципе малозначимого человека, каким на данный момент является Сережа Воронов.
