– А Алик – это и есть «крыша» Джино. Он отвисает в «Петролеуме». Алик… по-моему, его фамилия Магомадов. Чеченец. Прежде чем вас допустят к Джино, вас прощупает Алик. В прямом и переносном смысле. Лично я никогда бы не пошел в этот «Петролеум» по собственной инициативе и тем более никогда бы не стал спрашивать Алика. – Толстый огляделся по сторонам и продолжил:
– И вот еще что. Говорят, у Джино есть вполне легальное прикрытие наверху. Если вы, Мария, все-таки из спецслужб, то особо не обольщайтесь: один такой ушлый капитан ФСБ…
– Я не из спецслужб, – холодно проговорила я.
– Все равно, послушайте… один ушлый капитан ФСБ вроде как копнул глубже, чем надо, и уже подумал, что вывел Джино, Алика и иже с ними на чистую воду. Так вот… капитана не нашпиговали пулями и не изрубили на мелкую капусту где-нибудь в подвале… его просто банально посадили. На восемь лет. Основание: превышение служебных обязанностей и злоупотребление… вот так. Понимаете?
– Спасибо, Борис, – сказала я.
– Только просьба к вам: не упоминайте моего имени. Даже если будут спрашивать. Хорошо? – Массивный подбородок кандидата искусствоведения и экс-курьера порнофирмы дрогнул.
– Хорошо, – твердо сказала я. – Обещаю не упоминать вашего имени. Благодарю вас за помощь. Вам, по-моему, уже пора закругляться с обеденным перерывом.
– Ну ладно, Боря, – поднимаясь, проговорил Миша Розенталь, – ладно. Пока. Увидимся.
Боря не посмотрел на своего старого приятеля, он просто распахнул перед нами двери своего кафе, сняв табличку «Закрыто», и, когда Миша еще раз повторил на прощание: «Увидимся, Боря», – я явственно услышала за спиной шепот Толстого, короткий и зловещий:
– Сомневаюсь, Миша…
* * *
Родион вопросительно посмотрел сначала на меня, потом на Мишу Розенталя и произнес:
– Вы полагаете, что будет целесообразным сунуться в этот самый «Петролеум»?
– Разве есть другие варианты? – спросила я. – К тому же мало ли что мы полагаем, и особенно что полагает господин Розенталь. Вы босс, вам и решать.
– Идея выдать себя за заказчиков дорогого эксклюзивного порнофильма, который утолит прихоть какого-то заскучавшего толстосума, не так уж плоха… – начал Родион.
– Тем более что вы, Родион Потапыч, ее и предложили… – добавила я.
– Но в свете новых обстоятельств я нахожу, что это опасно.
– Каких таких новых обстоятельств? – влез Розенталь.
– Этот «Петролеум» и Магомадов. Магомадов – человек, в определенных кругах довольно известный.
– Довольно известный бандит, вы хотели сказать, – проговорила я.
– Совершенно верно. – Босс запустил в работу принтер и уже через несколько секунд держал в руках еще теплый свежеотпечатанный лист. – Вот коротенькая выборка по этому Магомадову. Я нарыл кое-что в своих старых угодьях в базе данных… э-э-э, да чего там… – закончил он. – Вот, посмотри, Мария.
Я прочитала распечатку и, посмотрев на глупо ухмылявшегося Мишу Розенталя, резюмировала:
– Да, биография мрачноватая. Гонять в компании Султана Балашихинского и пережить своего шефа – это надо быть ловким человеком.
– Об этом самом Джино – ни слова, – сказал Родион. – Я еще наведу более подробные справки, но думаю, что такая персоналия отсутствует во всех милицейских и гэбэшных каталогах и архивах. Не нравится мне все это. Не нравится. В общем, так, Мария: ты твердо решила идти именно таким путем?
– Да.
– И ты, Михаил?
– Я уже наплел Боре такого, что должен оставаться в игре. К тому же я сообщил ему, что мне выбили чек на приличную сумму. Так что если теперь выяснится, что ничего подобного не было, я вне игры, а Боря все-таки скажет…
Родион поморщился и перебил велеречивого внука раввина и сына турецкоподданного:
– Я понял. Будет тебе чек, Миша. Хотя ты еще ничего и не сделал.
– Вот за это русские нас и не любят, – смеясь, сказал Миша.
– Что, простите?
– Есть такой старый анекдот, – отозвался Миша, нагло забирая прямо со стола Родиона Потапыча сигару, – раввин собирает своих прихожан в синагоге и говорит: «Евреи, знаете ли вы, почему русские нас так не любят?» – «Нет, не знаем, ребе. Укажи нам». – «Русские нас за то не любят, что мы водку пить не умеем. Значит, так: каждый из вас приходит в следующую субботу в синагогу и приносит с собой бутылку водки. Мы выльем ее в большой котел и будем все вместе пить». – «Поняли, ребе».
Один идет домой и думает: а чо это я понесу водку? Она ж таки стоит дорого. Принесу-ка я в бутылке из-под водки воду. Ее выльют в котел, среди такого количества водки никто и не заметит, что кто-то принес воду.
Хорошо. Так и сделал. В следующую субботу приходит этот еврей в синагогу, выливает воду в котел. Все остальные евреи тоже льют в котел. Потом раввин берет ковш, зачерпывает, выпивает и говорит задумчиво: «М-да… вот за это нас русские и не любят».
Я засмеялась, а Родион даже не улыбнулся. Он раскурил сигару, пачку которых приобрел накануне и теперь терпел убытки от того, что сигары нещадно расхищались Розенталем, и произнес:
– А я не понял.
– Все евреи принесли воду, – быстро пояснила я. Родион Потапыч никогда не отличался особым чувством юмора и зачастую не понимал даже простые анекдоты. – Ладно… юмористическое отступление объявляю закрытым. Родион Потапыч, прежде чем идти в этот «Петролеум», нужны деньги. Приличные деньги.
– А, в качестве аванса, если удастся выйти на этого Джино?
– Вот именно.
– И какую же сумму ты считаешь допустимой, Мария? – спросил Родион, подозрительно косясь на Мишу, который рассеянно стряхивал сигарный пепел в кадку с любимой Родионовой пальмой.
– Десять тысяч долларов. Это для начала. А вообще, я думаю, следует оперировать суммой не меньше, чем полсотни тысяч долларов. Если не сто. Все-таки не малобюджетник снимать будем.
Розенталь выпустил из пальцев сигару, отчего она упала в многострадальную кадку с пальмой и с легким шипением потухла (Валентина только час назад полила все растения в офисе). На его длинном лице появилось выражение недоумения:
– То есть как – будем снимать? Что – на самом деле будем?
– А что?
– И кто же будет играть в этом фильме? В главных ролях, разумеется?
– А ты не понял? – проговорила я, бросая на него быстрый взгляд из-под ресниц. – В главных ролях будем играть ты и я.
– Да ну?
– Вот тебе и «да ну»! У тебя же есть опыт подобных съемок? Есть. А внешность мы тебе подкорректируем. Равно как и мне, кстати.
– Это опасно, – сказал босс, снимая телефонную трубку. – Ладно. – И он набрал номер.
– Кому? – спросила я.
