– Не надо мне говорить всего этого, – сказала Адамова. – Моя внучка покончила с собой. Это очевидно. Это видели и вы. Вот это мы и скажем дорогой милиции. Тем более что если нас обвинят в причастности к этому несчастному случаю, всегда можно возразить: а зачем убивать таким неудобным способом – выбрасывать в окно, да еще среди бела дня?
Железная логика и самообладание старухи выбивали меня из колеи.
Было тяжело и от сознания того, что я имела в руках свидетеля и упустила его – навсегда, и от того, как и каким тоном излагала все это Екатерина Измайловна.
– Вся комната в крови, – сказала она. – У Лили рассечено запястье, да? Идите вымойте руки, – добавила она без всякого тонального перехода. – Я вовсе не заинтересована в том, чтобы вас посадили в СИЗО. Нет, вы не думайте, что я покрываю вас и выгораживаю. Просто я полагаю, что милиции нечего копаться в этом деле. Дело грязное и кровавое. Я не верю нашей милиции и не хочу, чтобы она лезла в него. В вас я пока что верю, но, сами понимаете, доверия моего поубавилось. Так что работайте. Я должна знать, кто втянул мою внучку во все это. Я думаю, помимо меня, в этом заинтересован еще один человек – тот, кто оплачивает расследование этого дела?
– Да.
– Тогда работайте, – сказала Екатерина Измайловна и направилась в прихожую – туда, где стоял телефонный аппарат.
После того как я ополоснула руки от еще совсем свежей Лилиной крови, я подошла к разбитому окну и взглянула вниз.
Там, у машины с продавленной крышей, на которой лежало тело Лили, уже собирались люди. Смотрели наверх, крутили головами и оживленно жестикулировали. Вокруг машины, заломив руки, бегал какой-то лысый мужик в джинсе. По всей видимости, хозяин автомобиля. Да, ему сейчас не позавидуешь – ремонт машины встанет в копеечку.
Впрочем, в этой истории никому не позавидуешь. А мне, кстати, в первую очередь.
Я вошла в Лилину комнату и начала один за другим выдвигать ящики стола. Надо сказать, содержимое их не баловало большим разнообразием. И ничего из того, что могло бы заинтересовать меня – фотографии, записные книжки, блокноты, – здесь почему-то не было.
Наверное, гражданка Адамова предпочитает хранить все это в ином месте. Или просто – не хранить вовсе.
И тут я вспомнила, что Лиля положила на кресло свою сумочку и что сумочка эта все так же в кресле и лежит.
…Сумочка. Дорогущая безделушка. Прихотливый замочек, который, наверное, перед тем как быть установленным на Лилину сумочку, был содран с дверцы швейцарского сейфа. Даже мое отточенное практикой искусство обращения с разнообразными замками не помогло.
Я раздраженно дернула головой, и в эту секунду сквозняк приоткрыл дверь, и я услышала мерный голос Екатерины Измайловны:
– Моя внучка покончила жизнь самоубийством. Да. Нет, не знаю. Что вы такое мне говорите, молодой человек? Мой покойный муж, Виктор Кузьмич, такого непрофессионализма себе не позволял и столь глупых вопросов не задавал…
Я полоснула ногтями по боку сумочки. Распорола ее и просунула туда пальцы. Так. Косметичка. Мобильный телефон. Расческа. Сигареты. Ага! А вот то, что мне больше всего нужно – записная книжка!
Я раскрыла ее и начала быстро пролистывать. В основном записи типа «Алиска, мобил. тел. такой-то» и «Наташа Башкова, дом. тел. такой-то». Среди мужских имен и фамилий, кстати, не было ни одного Алексея. Зато было несколько телефонов, никак не обозначенных; или под номером стояли инициалы или одна буква.
Я наскоро переписала все телефоны и обозначения их владельцев, полистала книжку дальше. Кроме адресов, в ней ничего не было.
Я взяла мобильный телефон и заглянула в перечень телефонов, находящихся в его памяти. Их было раза в два меньше, чем в записной книжке, и, кажется, не было ни одного номера, чтобы он не дублировался в книжке.
Непонятно, зачем носить с собой записную книжку, если куда удобнее занести телефоны в память мобильной трубки. Наверное, сначала Лиля, как все малоимущие российские граждане, не могла позволить себе мобильника, а потом, немного поправив свое финансовое положение, носила книжку с записанными в ней телефонами уже по привычке.
Я посмотрела, по какому телефону Лиля звонила в последний раз. Так. В записной книжке он есть. А в памяти мобильника… в памяти мобильника, кажется, нет.
Я положила телефон и записную книжку обратно в сумку, и в этот момент в комнату вошла Екатерина Измайловна.
– Сейчас приедут, – холодно проговорила она. – А ты что, моя дорогая, сумку распорола, что ли?
– Тут кодовый замок. Иначе нельзя. Если уж вы меня до конца покрываете, то скажете, что это вы распороли. Да, вот что… заберите у меня вот этот рисунок, с которого вы делали копию, и спрячьте подальше. Мне он больше не нужен, а лишний раз смотреть на него…
В этот момент в дверь позвонили. Потом еще и еще. Настойчивыми, длинными звонками.
– Быстро они приехали что-то, – сказала Екатерина Измайловна. – Обычно копаются, а тут – поди ж ты…
8
– Вот такие дела.
Закончив свой доклад боссу такой короткой фразой, я посмотрела на Родиона. Тот буравил глазами поверхность стола и поигрывал клавишей ноутбука.
В углу щерился Счастливчик.
– Плохо, – наконец сказал Родион Потапович. – Очень плохо. Эта Екатерина Измайловна была права, когда обвинила тебя в непрофессионализме. По крайней мере – в этом отдельно взятом случае.
– Я не ожидала, что у такой маленькой и хрупкой девушки такая силища, – сказала я.
– Ты должна была ожидать всего! – повысил голос Родион и начал выстукивать на столе дробь полусогнутыми пальцами. Впрочем, он тут же сбавил обороты и бросил: – Конечно, Лиля Адамова и в самом деле не простая дама, если она кандидат в мастера спорта по художественной гимнастике и мастер по этому… альпинизму. Но ты-то об этом знала… Лилит… да, имечко еще то. Демон женского пола. Весело.
– Да в ней и в самом деле есть что-то демоническое! – произнесла я. – Не говоря уж о том милом гражданине, который сегодня ночью чуть не отправил всех нас в преисподнюю. И еще…
– Что – еще?
– Мне почему-то никак не дает покоя ее изодранная спина, – призналась я. – Мне кажется, что в этом может заключаться ключ ко всей этой чертовщине.
– Ободранная спина? Ну что ж, возможно. Иногда в самых незначительных деталях заключается истина, – заявил босс. – Я тут кое-что нарыл по Рейну и Семину. Вот что, – Родион Потапович пробежался пальцами по клавиатуре ноутбука, прищелкнул языком и продолжил: – Оказывается, Виктор Иванович Семин не далее как год назад был освобожден из следственного изолятора. Сидел он там не за что-нибудь, а за незаконное хранение оружия – любимая статья всех бандитов. Освобожден за недоказанностью обвинения. Проще говоря – скинули кому надо «бабки». И освободили. А если бы посадили в тюрьму, был бы уже рецидив. Он же сидел пять лет тому назад – по экономической статье, кстати. Да, вот еще что: в твое отсутствие, Мария, я долго беседовал по персоналиям Семина и Рейна с Владимиром Андреичем, так он о такой примечательной вещи, как судимость Семина, не упоминал. Поскромничал, наверное.
