Ко мне спиной.
Повернулся так, что одеяло с него сползло и открыло плечи и спину.
О господи!
Вся спина Каллиника была испещрена подсыхающими кровавыми полосами и глубокими коротенькими царапинами, некоторые из них до сих пор кровоточили. Шея была не лучше. На ней виднелись кровоподтеки и синяки, а под лопаткой шел самый глубокий порез. Такое впечатление, что на несчастного Каллиника, которому в последнее время и так досталось, напала целая орава диких кошек и драла его когтями и зубами до полного изнеможения.
Кошек!
Нет – кошка. Одна. Я.
Как же это вышло и почему я ничего не помню? Выпитое вино, а потом коньяк не могли вырубить мою память абсолютно. Значит – значит, тут другая причина.
Я приподняла одеяло и окинула себя взглядом. Разумеется, я была голая, но это меня вовсе не озаботило. А озаботило другое: то, что мои пальцы были перепачканы кровью. Кровью Каллиника.
И тут же перед глазами встала спина Лили Адамовой. Лилит. Кровоподтеки, порезы, царапины, некоторые поджили, некоторые – совсем свежие. Наверное, свежие она вынесла из самой последней ночи любви. С кем… с кем она провела эту ночь? Кто был тот человек, оставляющий точно такие же следы, как и я? Ведь не так уж много людей, которые проявляют свой темперамент и свою страсть так свирепо – можно сказать, кроваво, по-звериному. И не так уж много людей из числа этих последних, которые рисуют кошачьи лапы, да так, что у меня бежит по спине холодок.
Всему этому может быть только одно объяснение.
* * *
Нет ничего хуже загнанной, как хищный зверь, мечущийся по поляне, оцепленной красными флажками, памяти. Она все равно рано или поздно поднимется на задние лапы, оскалит пасть и махнет через эти флажки. И встанет перед тобой, опасная, дикая, кровавая.
…Акира, мой названый отец, однажды сказал нам пятерым – мне и моим четверым братьям, для чего он нас готовит. Слова его показались нам странными и оторванными от жизни, но никто не высказал своего мнения вслух. Акира сказал, что нам предсказано спасти его родину, Японию, от какой-то чудовищной опасности. И это будет тогда, когда нам – мне, медведю, тигру, ягуару и волку – исполнится по сто лет. То есть – в 2074 году.
Мне почему-то стало смешно, но я не показала этого, потому что могла обидеть Акиру.
А он сказал, что если один из нас погибнет раньше этого срока, то пророчество не сбудется, а четверым оставшимся и ему самому, Акире, следует уйти из жизни. Звучит дико, средневеково, особенно сейчас, когда началось третье тысячелетие, но Акира верил.
А потом мой брат ягуар умер в больнице – и началась черная полоса в жизни моей семьи.
И эту полосу не суждено было преодолеть.
С того времени минуло уже несколько лет, но все вставало перед глазами так же ясно, как если бы было только вчера.
В тот день я ездила к ягуару в больницу. Привезла ему продуктов, свежего сока, сыра, потому как всем известен больничный рацион в нашей стране. Ягуар был в тяжелом состоянии, но пришел в себя как раз за несколько минут до моего прихода.
– Мне недавно приснился сон, – сказал он. – Как будто надо мной стоит Акира с длинным самурайским мечом, точно таким же, какой он показывал нам в музее холодного оружия. И рубит голову… только не мне, а маленькому тигренку. Надуманный сон, да? Но я вижу все это, как вот сейчас тебя. Потом пошла муть, и больше ничего не помню. Медсестра сказала, что я бредил и выкрикивал какие-то бессвязные слова. Она даже записала их, потому что слова повторялись раз за разом. Она назвала мне их… оказывается, я считал по-японски до пяти.
Я начала успокаивать брата, в ответ он только кривил губы и качал головой, и мне казалось, что не в осенней Москве конца двадцатого века я нахожусь, а где-то в темном подземелье вместе с обреченными на смерть. Как будто роятся по белым стенам палаты призраки и шепчут о чем-то… а это просто был октябрь – он всегда обострял мою чувствительность до предела. Как тогда, когда Акира забрал меня хмурым осенним вечером из детдома.
На следующий день в больницу к ягуару пошел тигр. А когда он вернулся, то сказал, что мой брат умер. Это известие ошеломило всех нас. Акира был так мрачен, что я даже испугалась за него, хотя нет ничего смешнее и бессмысленнее, чем бояться за человека, который во много раз сильнее тебя и морально, и физически.
Прошла неделя. Всю эту неделю мне казалось, что Акира и братья что-то скрывают от меня. Какая-то тревожная настороженность читалась в их взглядах. А потом в одном из выставочных павильонов в Сокольниках открыли выставку икебаны, и Акира послал меня купить билеты на нее. Я не хотела идти, глаза Акиры жгли меня, но он, конечно, заставил.
…Когда я вернулась, весь наш уютный домик в пригороде Москвы был разворочен – по всей видимости, по нему произвели несколько гранатометных выстрелов. Окна разбиты. Горела пристройка, мансарда была полностью снесена.
Из дома валил густейший дым.
Я схватилась рукой за горло и рванулась к дому.
Я нашла Акиру сидевшим в нескольких метрах от горящей пристройки. Перед ним лежали тела моих братьев. Я сразу поняла, что те, кто пытался уничтожить Акиру и моих братьев вместе с домом, просто опоздали. Мои братья сделали себе харакири, как повелевает беспощадный обряд.
– Они едва не помешали совершить нам священный обряд, – сказал Акира. – Ничтожества. Но они опоздали: мои сыновья уже ушли, а эти наглые убийцы завизжали, как щенята, когда набежали сюда после выстрела из своего жалкого гранатомета. Их… их как ветром сдуло. Ничтожества, – повторил он.
– Значит, вы решились? – простонала я. – Вы и братья?
– Это уже неважно. Слышишь? Мы все мертвы. А ты должна уйти отсюда, забыть все это и начать жить с нуля. Ты выбрала для себя жизнь, неприкаянное скитание по земле. Твой выбор свят для меня. И пусть то, чему я научил тебя, поможет тебе. Ведь пантеры – самые живучие кошки. Сейчас сюда приедут из службы безопасности. Они не должны тебя видеть. Уходи. Но прежде – прежде ты должна выполнить свой долг.
– Какой долг? – пролепетала я.
Акира поднял правую руку, и я увидела в ней меч.
– Я должен обезглавить их, – сказал он. – Так гласит древний обычай, и не мне отступать от него. Но я не могу обезглавить сам себя. Ты меня понимаешь, пантера?
– Я? Обезглавить тебя? Но… но как же…
– Это моя воля, – прервал он меня. – Неужели ты ее нарушишь?
Я молчала.
– Не смей! – проговорил он по-японски. – Слушай меня! Ты сделаешь, что я тебе сказал?
– Да…
– Хорошо. Возьми своего брата тигра. Приподними его. Переверни. Вот так. Держи.
Он встал на колени и, подняв меч, бросил взгляд на небо – и я вспомнила, как ягуар говорил мне об Акире с мечом, отрубающем голову маленькому тигренку.
