Его мысли прервала Ирина:
– Рома, ты что, заснул? Ты уже несколько минут молчишь. Мы даже успели выгнать из машины этого колченогого козла, думали, что он тебе помешает говорить начистоту.
– А что тут, собственно, говорить, Ирка? – отозвался он и коснулся рукой лба. Там, в мозгу, угрюмо копошилось что-то жуткое, и Роман предпочитал об этом не думать, себе дороже, потому что ЭТО настигает неотвратимо, наверно, так древние представляли себе кару богов.
– Роман!
– Да, конечно, – отозвался он. – Де-ге-нерат… конечно, он… Я слушаю! – как клещами, вытянул он из себя слова. Ирина смотрела на него испуганно, Николай – недоуменно и чуть с досадой, и Белосельцев предпочел повторить: – Да, конечно. А что за работа?
– Можно сказать, что… – Николай сделал паузу, поиграл бородой и мобильником на цепочке под ней и закончил: – …агентство по недвижимости.
Глава 8
Звонок разорвал тишину кабинета. В офис звонки поступают не столь часто, как, скажем, на мобильные мне или Родиону, а этот звонок взбаламутил нас, как камень, брошенный в воду. Тем более что, взглянув на определитель номера, я увидела, что звонят из квартиры Белосельцевых.
Я сняла трубку:
– Агентство «Частный сыск».
– Это говорит Сергей Георгиевич… Белосельцев, – возник в трубке тревожный голос, – у меня тут очередная неприятность. Нина рвет и мечет… Вы можете, конечно, сказать, что вас это не касается, но только… все-таки касается. Она требует, чтобы я немедленно разорвал с вами договор. Она говорит, что пусть даже аванс останется у вас, лишь бы дальше не иметь с вами дел. (Родион сделал мне знак, и я переключила аппарат на громкоговорящую связь.) Я не знаю, что с ней… я никогда ее такой не видел. Нет, она сильно встревожена всеми этими… событиями, тем более что… но только я ее такой еще не видел!
– Что вы собираетесь делать? Что вы предлагаете? Чтобы я приехала?
– Да, да! И ваш босс тоже, если он нас слышит.
Родион отрицательно покачал головой, и я сказала:
– Нет, это исключено. Он редко выходит из офиса, в этом смысле он вам не поможет. А вот я приеду, не волнуйтесь. Вы все же постарайтесь успокоить ее до моего прихода, а я попробую выяснить, что же, собственно, случилось. Все-таки она сама посоветовала вам пойти к нам, а теперь так резко меняет решение… Наверно, это неспроста, – скороговоркой выпалила я.
– Когда… приедете?
– Сейчас девять часов вечера. Через полчаса, даже нет – через двадцать минут я буду у вас.
– Поторопитесь!
Раздались короткие гудки. Я выключила линию и повернулась к Родиону:
– Дурдом… Я говорю о «неотложке» из психиатрической клиники.
– У тебя нет нехорошего предчувствия, Мария? Вот лично у меня… – прервал меня Шульгин.
– Предчувствие? Не знаю. Мне кажется, что сейчас я проезжу впустую.
– Впустую? Ну, быть может. Это смотря с какой стороны рассматривать слово «впустую». Все, Мария! Нет времени! Езжай.
Путь к Белосельцевым занял у меня даже меньше, чем я пообещала: мне удалось счастливо миновать возможные пробки, а все светофоры я проскакивала на зеленый свет, словно кто-то сверху давал мне этот сигнал по всей трассе до самого дома Сергея Георгиевича и Нины Алексеевны. Резко свернув в арку, я попала в лучи «дальних» фар и, ослепленная ими, еле успела разминуться с черным «мерсом», на внушительной скорости вылетевшим из белосельцевского двора. При уклонении от возможного столкновения я чиркнула правым крылом о стену арки, выбив при этом сноп искр. Откровенно говоря, я была раздражена. Психоз в доме Белосельцевых был вполне объясним, но то, что мне пришлось мчаться к ним сломя голову, да еще по прямому указанию босса, – нет, это решительно шло вразрез с моими планами на вечер. А теперь об этих планах…
– Куда прешься, сука? – грубо рявкнули из темноты, и ковыляющая фигурка быстро проскочила в свете фар. Я узнала этот голос и эту своеобразную походку. Тут же вспомнились слова Нины Алексеевны: «…ползает под ногами такая отвратительная слизь, и грех ее бояться или ненавидеть. А потом начинаешь понимать, что стоило бояться – стоило. Да только поздно уже». Да! Вестник недоброго, тот самый… сосед Нины Алексеевны, хромой сожитель ее младшей сестры.
Неужели?..
Я выскочила из машины и опрометью бросилась к подъезду. Я взлетела до пятого этажа столь стремительно, что на последнем лестничном пролете мне на секунду показалось, что стены подъезда как будто стали пульсировать, как огромное сердце, надвигаясь и отдаляясь, надвигаясь и отдаляясь.
Я подошла к двери Сергея Георгиевича и несколько раз нажала на звонок.
Никто не открыл.
Я выдала повторную серию звонков, мне показалось, что за дверью возникло какое-то движение, а потом все снова смолкло. Нет… показалось.
Мысли текли, как расплавленный воск, а пальцы уже действовали: в руках появилась тонкая хитроумная отмычка, которой снабдил меня Родион. Он уверял, что это разработка «конторы», что комплектом подобных отмычек можно открыть практически любую дверь. Он научил меня пользоваться ими, и теперь я ловко открыла замок.
Я шагнула в квартиру. Где-то глухо шумела вода. Рассеянное пятно света проникало в прихожую через распахнутую дверь гостиной, там я с ужасом увидела… лежавшего ничком человека. Ковер у его ног был собран в складки, морщил, как будто человек сильно и резко перебирал ногами. Свет от лампы падал на его белую рубашку…
Я подошла к лежавшему на ковре человеку и увидела, что его рубашка мокра от крови. Бровь была рассечена, на переносице застыла гнутая, без стекол оправа очков. Возле затылка волосы слиплись в темный ком, а на лоб свисала набухшая кровью сосулька.
Это был Сергей Георгиевич Белосельцев.
Белосельцев! Недвижимый, окровавленный. Мертв, наверно…
Я опустилась возле него на колени. Да, сначала мне показалось, что он не дышит, что все, я опоздала, но потом мне удалось нащупать пульс. Я тотчас же вызвала «Скорую», продиктовала адрес, а пока стала сама приводить Сергея Георгиевича в чувство. В аптечке на кухне я нашла нашатырный спирт, бинты и йод. Смочив нашатырем ватку, я поднесла ее к ноздрям Белосельцева, он слабо застонал и чихнул, а потом снова застонал, наверно, чихание пронзило его разбитую голову резкой болью.
– Сергей Георгиевич, – выговорила я. – Сергей Георгиевич… ваша…
– Они… – перебил меня он. – Где?..
Я поняла, что он имеет в виду.
– Никого в квартире больше нет, – сказала я.
– Она принимала ванну… по-мо-ги…те.
Я усадила окровавленного Белосельцева в кресло, промыла и обработала ему рану, перевязала. Вытерла смоченной в спирте ваткой рассеченную бровь, переносицу и глубокую ссадину на подбородке, полученную, очевидно, при падении. Все это время он хотел что-то сказать, но на губах клокотала и пузырилась кровавая пена, кажется, ему выбили пару передних зубов, отчего его слова звучали неразборчиво.
