– А почему же Белосельцев не мог там быть?..
– Потому что за него не было перечислено ни единого рубля на счет больницы. Ни од-но-го. Даже хорошо, что вы спросили. Я давно хотел выговориться. Ведь у него – лучшая палата, лучшие врачи. Свой график лечения. Да и было бы из-за чего!
– А что у него было?
– Да ничего! – пожал плечами Круглов. – Нормальная дебильность. (Ничего себе звучит, – подумала я: «нормальная дебильность»!) Отклонения в умственном развитии, отягощенные суицидальным синдромом. Ничего особенного. Что уж там у него нашел Горовой, я не знаю. Документации в больничном архиве нет, только отписки, не содержащие ничего конкретного – лишь то, что очевидно для всякого, кто понимает в медицине и психиатрии.
– То есть ничего определенного о лечении Белосельцева вы сказать не можете?
– Я – нет. Это к Горовому. У него хранилась вся секретная документация, практически на весь «диссидентский» корпус, в том числе и на Белосельцева. В Москве хранилась, кстати, кажется, в его домашнем сейфе хранилась.
– Домашний сейф Горового был опечатан и вывезен ФСБ, – угрюмо объявил Сванидзе. – Такой вот примечательный интерес к деятельности своего сотрудника.
– А что? – в тон ему ответил Круглов. – Сейчас «контора» большую силу забрала.
– Ну, это нас совершенно не касается, – надув щеки, со значительным видом заявил Сванидзе. – Илья Климович, а вы знали кого-нибудь из семьи Дмитрия? Отца, мать, брата?
Круглов вытянул губы трубочкой.
– Гм… мать, да… кажется, это она и была, такая стройная женщина… Нина Алексеевна, так?
– Правильно! А вы говорите, что память вам изменяет, – улыбнулась я.
– Ну, имена я хорошо помню. А вот на лица память плохая. Да… отца я что-то не припомню. Белосельцев у нас много лет состоял, но вот отца – нет, по-моему, не видел. Да и брата тоже. А мать помню, помню. Я с ней беседовал два раза. Приятная женщина, и очень за сына беспокоилась, спрашивала, как он тут. Я, откровенно говоря, ничего и сказать не мог, этот Дима всецело в ведении Горового был.
– Илья Климович, у вас есть образцы почерка Димы Белосельцева?
– Да, конечно. Я разыщу в архиве.
– Спасибо, Илья Климович, – выговорила я. – Спасибо… мы еще к вам обратимся. Вы разыщите образцы почерка.
– Да пожалуйста, пожалуйста, – он украсил свою реплику щедрым жестом радушного хозяина. – Всегда рад помочь следствию, да еще если дело касается смерти Владлена Моисеевича.
– А если честно, – не выдержала я, – как вы относились к покойному Горовому?
Доктор Круглов приспустил очки на кончик носа, и его лицо отвердело, когда он ответил:
– Осторожно.
Глава 13
– Известен ли вам, Берт, способ, как можно проверить, действительно ли мертв Дима Белосельцев? – проговорила я.
Мы только что просмотрели медицинскую карту Дмитрия и образцы его почерка. Конечно, едва ли возможно было на глаз определить, писал ли те записки, найденные у Сергея Георгиевича Белосельцева и у Горового, Дима или это наглая подделка. Хотя взаимоисключающие факты – Димино авторство записок и свидетельство о смерти Белосельцева Д.С. – не желали укладываться в удобоваримую схему.
– Действительно ли мертв Дима Белосельцев? – задумчиво откликнулся Сванидзе. – Видите ли, Мария… я поясню свою мысль. Способ, конечно, есть, но, чтобы к нему прибегнуть, понадобится масса хлопот. Нужно делать запрос в местную прокуратуру, давать обоснование и…
– Вы уж слишком долго поясняете свою мысль, господин Сванидзе, – перебила его я. – Тем более что можно махом отменить все хождения по инстанциям. Жутковато, но – надо. Надо, Берт, надо.
– Что вы имеете в виду?
Я выдохнула:
– Ну что – эксгумацию, конечно! Причем безо всякой санкции.
– То есть… ночью раскопать могилу Димы Белосельцева, что ли? – пробормотал Сванидзе. – Но как же разрешение…
– Пока мы будем добиваться разрешения, нас самих могут закопать, – сказала я. – Надеюсь, вы не забыли о тех мирных хлопцах, которые устроили нам ДТП с мордобоем в том чудесном городишке. (Сванидзе пощупал бок и поморщился.) Ага. Вот и я не забыла. Сложно забыть, Альберт Эдуардович. А эксгумация – это, конечно, жутко, но история с самого начала была с этаким мистическим подтекстом. Да и доктор Круглов со своими рассказами о «диссидентских» корпусах нагнал мраку.
– Но, Мария… – начал было Сванидзе, однако сам прервал свою «пояснительную», без сомнения, мысль и, сделав значительное лицо, проговорил: – Если рассудить здраво, то эксгумация – это, конечно же, выход. Но, с другой стороны, зачем и кому имитировать смерть Димы Белосельцева? Разве он какая-то важная персона, чтобы, так сказать, быть выданным за мертвого? Кому – кроме, разумеется, его родителей – тепло или холодно от того, жив он или мертв? Ну?
– Действительно, – произнесла я. – В самом деле, так. Но однако же его содержали на особом положении и Горовой не афишировал курс лечения Белосельцева. Опять же… что за курс лечения? Почему этот курс лечения скрывали от главврача Круглова… или же темнит сам Круглов? Тут много непонятного. И если бы это непонятное приводило только к разнотолкам в отношении того, умер Дима Белосельцев или нет… А ведь уже погиб твой дядя Владлен Моисеевич Горовой, исчез Рома Белосельцев, лежит в больнице его отец, а Нина Алексеевна пропала. И ведь как-то ко всему этому причастен Усов и компания! Еще как причастен, если они были готовы тебя пристрелить – там, на дороге!
Сванидзе почесал в затылке:
– Да, веселая картина. Ну, а что, если там, в… гм… могиле… это… действительно… окажется не Дима Белосельцев? А? Вдруг – так? Что тогда делать?
– А вот тогда и видно будет, – решительно ответила я.
* * *
– Не, ты в натуре… что ж, ты, значит, накинь еще «косую». Для круглого счета… эк!
Я взглянула на того, кто произнес эти слова. Это был пожилой, бедно одетый мужик с морщинистым лицом, усеянным коричневыми пигментными пятнами, с вислыми щеками и редкими желтыми зубами. Он опирался на лопату и шумно дышал, наповал разя перегаром.
– Ладно, – сказала я. – Накину. Только не проси деньги вперед, ты уже сейчас еле на ногах стоишь. Понимаешь?
Мужик не одобрил меня. Хотя формально согласился с моим заявлением.
– Да как не понимать. Понимам. А вот жись, знашь, пошла не сахер медовый. То один помрет, то второй помрет. Так что ты уж, значит, того… не обидь. Пристегни еще стольничек сверху.
– Поясню свою мысль, – встрял Сванидзе. – Видите ли, Мария имеет в виду, что некоторым образом следует сначала исполнить заказ, а уж потом получить плату, которую вы, предположительно, можете употребить в ущерб своему здоровью.
– Дык жись – не сахер медовый, понимашь. Тут вот недавна-а цыгана зарыли, целые хоромы ему отгрохали, а их и ограбили тут же.
