– Вы тогда удачно смылись, я имею в виду нашу первую встречу. Но, наверно, вы сами позже поняли, что не все так шито-крыто, поскольку номер-то у вас отвалился. Фальшивый. Да и те двое, которые остались валяться на дороге… все это также в ваши планы не входило, не так ли? Ладно, – я улыбнулась так искренне и весело, как могла улыбаться только лучшему другу, и оглянулась на щербатого Шурика: тот уже не держал фонарь (последний прыгал в руке Сванидзе), а ходил суживающимися кругами вокруг ямы, куда удачно упали уже двое. Потом он застыл над извлеченным из земли гробом Белосельцева, крышка которого была сдвинута.
– Сюда бы посветить, – выговорил он, и в ту же секунду белобрысый Феликс, почуяв ослабление внимания к его персоне, вдруг вытянул вперед ногу и с силой ударил по щиколоткам стоявшего перед ним с фонарем Сванидзе. Берт Эдуардович, без сомнения, упал бы, не подхвати его Шурик. Фонарь соскользнул на землю. И я уже в темноте выстрелила по ногам метнувшегося в сторону белобрысого. Выстрелила раз и другой, наугад, больше всего не желая убить его наповал, поскольку это было бы слишком обидно: столько было в руках потенциальных фигурантов дела, и все вылетают из игры.
Из темноты раздался одинокий хрип и глухой звук падения… Ну, кажется, попала…
Я сделала несколько шагов и наткнулась на белобрысого. Он лежал на земле и, прерывисто дыша, загнанно водил глазами. Мне даже удалось разглядеть, как блеснули его белки в лунном свете. Он держался за ногу, и пальцы были перемазаны черным, в разводах.
Ранен.
– Вот что, парень, – выговорила я, – ты сам виноват. Нечего было изображать из себя спринтера. Долго мне с тобой разговаривать некогда, а если ты будешь молчать, как теперь молчит твой напарник, то, пожалуй, придется поступить с тобой, как с ним. Ты не думай, я совсем не кровожадная. Это у нас Берт только любит рассуждать о черствости женского пола. Просто после того, как ты со своими бурбонами два раза нас чуть не угробил, поневоле теряешь любезность. Понятно тебе? Шурик, подтащи-ка его к яме.
Впрочем, стоило гробовщику взяться за Феликса и поволочь его в направлении разрытой могилы, как тот потерял сознание: верно, привыкший к бесчувственным трупам могильщик хватанул белобрысого бандита за подстреленное место, и болевой шок не заставил себя долго ждать.
Я угрюмо посмотрела на щербатого. Тот осклабился и снова присосался к своему сакральному сосуду. Было видно, что он уже пьян. Я оглянулась на Сванидзе и произнесла:
– Черт-те что… Господи, за что мне все это?
Упоминание в одной короткой фразе и бога, и черта отражало тот сумбур, что был у меня на душе.
– Мария, – произнес Сванидзе, – нужно посмотреть… посмотреть, Белосельцев ли там…
– Нужно. Понятно, что нужно! Фонарь подбери. Посвети. Да посвети, говорю!
Я сдвинула крышку гроба, и мурашки такой волной пробежали по моему телу, что я едва не потеряла равновесие. Ну что ж… не женское это дело – эксгумация, однако где наша не пропадала.
– Мария, – выговорил Сванидзе, светя прямо в раскрытый гроб, – не знаю, как выглядел Дима Белосельцев при жизни, но и после смерти он вряд ли может выглядеть так плохо.
– Совершенно согласна, – пробормотала я.
…В гробу лежал манекен из магазина – манекен с сильно изрезанным ножом лицом. Я тронула его руку, она была холодна, но едва ли возможно не отличить даже мертвую плоть от никогда не одушевлявшейся жизнью пластмассы.
* * *
– Вот так!.. – выдохнул Сванидзе. – Вот так дела!
– Да уж, – проговорила я. – Кажется, кому-то очень нужно было выдать Диму Белосельцева за мертвого. Ничего, сейчас спросим у этого белобрысого Феликса. Шурик, что у тебя в твоей фляге?
– Спирт, – отозвался тот, прикладываясь к пойлу.
– Нашатырный?
Шурик не оценил шутки. Он отрицательно помотал головой и прохрипел:
– Не-а. Разведенный… энтот… с клюквенным соком. Две доли спирта, одна – клюквенного сока. Давить его надо, клюква котора, чтобы вот…
– Понятно, – сказала я, – дай-ка хлебнуть… да не мне!.. вот этому молодому человеку, которого ты волок на манер бревна. Белобрысому этому.
– А, значица, понятно, – равнодушно ответил Шурик. – Можно. Этот много не выпьет.
И он приложил флягу к губам Феликса. Эффект был потрясающим. Тот закашлялся и, мгновенно придя в чувство, глянул на нас широко распахнутыми, нет! – выпученными глазами. Сванидзе постучал Феликса по спине, полагая, что тот мог и подавиться.
– Вот что, Митрохин, – сказала я. – Мне нужно узнать, кто и зачем вас послал. Кому и зачем нужно, чтобы мы не добрались до Воронежа и, как я полагаю, до этой пластмассовой куклы в гробу. Это ведь не тело, это манекен. Так что, дорогой, или ты все скажешь…
– Да пошла ты, сука!
– На дороге он был, кажется, куда вежливее, – заметил Сванидзе.
– …или ты вместе со своим напарником и пластмассовой куклой, изображающей Белосельцева, окажешься вот в этой могиле, откуда мы вынули гроб.
– Не понял, – выговорил Феликс, – ты что, меня туда…
– Шурик, он, кажется, не понял, – повернулась я к пьяному могильщику. – Сволоки-ка его в эту яму. Все равно он практически труп.
Сванидзе содрогнулся, а Шурик, подойдя к Митрохину вплотную, улыбнулся, развел широко руки, словно для объятия, и хрипло сказал:
– Ну, пойдем, мила-ай. К Жоре, которого ты грохнул. К своему энтому… братку. К земле-то надо привыкать, мила-ай. Она, паря, всем нам матушка. – Верно, он хотел еще завернуть свое коронное о том, что «жись пошла – не сахер медовый», но едва его руки коснулись Феликса, как тот, дернувшись, задушенно выговорил, кося на меня безумным, выпученным глазом:
– Я все скажу. Все скажу. Убери его от меня. Этого. Убери его.
– Шурик, – проговорила я, – отойди пока что. Но недалеко. Вот тебе еще стольник за беспокойство, так что далеко не отходи, понятно?
– А то ж, – с видимым удовольствием отозвался могильщик, пряча купюру в карман. – А то что ж непонятно. Понятно.
– Кто вас послал по нашу душу? – отрывисто спросил Сванидзе.
– Ус. Ус…
– Кто такой Ус? – спросила я скорее из желания подтвердить услышанное от Родиона. – Полное имя, род занятий – все-все, что знаешь, шнеллер!
– Его полное имя – Усов Олег Янович. Он конкретный… у него – охранное агентство. Не хилое. Я там работал, там как в кино. Все понты. Завязки с «конторой». Он – бывший гэбэшник. Я на него и сейчас работаю, хотя в штате его бюро уже не числюсь. Несколько дней назад Усу слили информацию, что убили Горового. А с Горовым у Уса были дела, какие это дела – я не знаю, честно – не знаю, не надо меня…
– Дальше, – сквозь зубы выговорила я.
– Ус был очень встревожен тем, что убили Горового. Он боялся, что могут засветить какие-то его с Горовым делишки, они касались парня по фамилии Белосельцев.
