– Потап… – сказала я.
– Вот-вот. Ладно, Гена, давай перекрути ей ноги, а то она очень шустрая. Понадежнее перекрути. И рот заклей.
– Без проблем, – отозвался бровастый Гена и заклеил мне рот липкой лентой, потом в его руках появилась тонкая, но очень прочная на вид бечевка, которая часто-часто подергивалась меж его пальцев, словно испытывали ее на прочность и растяжимость, – я ей «ласточку» поставлю. Так что она не то что знак какой подать, а и пошевелиться толком не сможет. А задница у нее ничего…
Рассуждения о моих женских прелестях были заглушены шумом мощного двигателя, сорвавшего джип с места.
* * *
Я лежала на дне багажника. Мои руки были скованы за спиной наручниками, а ноги крепко связаны, при этом согнуты в коленях, подтянуты к скованным рукам и намертво примотаны к перемычке наручников. Я лежала на животе. Через несколько минут начала проявляться усталость, и я не смогла напрягать спину так, чтобы позвоночник не прохватывала резкая боль. Позвонки хрустели при каждом резком движении джипа.
Гена был прав, когда говорил, что мне и шелохнуться будет затруднительно.
Я не на шутку опасалась, что позвоночник не выдержит и просто-напросто переломится пополам, как арбузная корка.
…Как же я не просчитала Митрохина и как же допустила, что меня вот так глупо захватили? Обидно, обидно до слез. А со слезами… со слезами полный порядок: они невольно выступали на глазах от дергающей боли. Если я не предприму что-то во время самой поездки, то у Усова шансов у меня уже не будет. Убьют. А вот сейчас…
Находящийся на заднем сиденье джипа Гена даже не оборачивался, чтобы удостовериться – на месте я или нет, справедливо полагая, что обездвиженный «ласточкой» человек не сможет не то что убежать, а и сдвинуться с места.
Я перевалилась на бок. Так оказалось немного легче: уменьшилось давление на позвоночник. Теперь следовало избавиться от наручников. Я знала безотказный способ избавиться от наручников практически любого типа, за редкими исключениями. Это следовало делать резким – молниеносным – движением, рывком! Боль, конечно, жуткая, но иначе никак. Никак.
Но самая большая сложность была в том, что, кроме наручников, я была ограничена в движениях злополучной «ласточкой», отсюда следовало: любое непродуманное резкое движение грозило мне переломом позвоночника.
Впрочем, риск стоил того. Что они там говорили про моего босса?.. Эх, Родион Потапыч, Родион Потапыч!
Я выгнула спину, чтобы получить больше возможностей для рывка. Мне пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать – боль была такая, что казалось, будто меня проткнули раскаленным шампуром. Я сделала несколько пробных движений кистями рук, и у меня перед глазами замерцали мутные белые пятна… А после того, как я сильным рывком сбросила наручники, мне понадобилось около двух минут, чтобы прийти в себя после невероятной боли в перегруженном позвоночнике.
Но у кошки девять жизней, это известно всем.
Теперь руки мои были свободны, наручники болтались на веревке, стягивающей мои ноги, а спину я могла наконец разогнуть. О-о, какое это было наслаждение!
Освободиться от пут на ногах и липкой ленты, залепляющей мне рот, было делом еще нескольких минут. После этого я осторожно высунула голову из-под брезента, которым меня предусмотрительно накрыл ушлый Гена на тот случай, если джип остановит милицейский патруль и захочет поинтересоваться самочувствием водителя и пассажиров.
Гена говорил:
– Выпить что-то охота. А у Уса не больно-то…
– Ладно, уже минуты через три подъедем! (У меня екнуло сердце, когда было определено столь точное время.) У Уса перекантуемся минут десять, не больше, он надолго не тормозит. А там в клуб закатимся или в сауну.
Гена спросил:
– А что с этой бабой будет?
– А как Ус скажет. Она, сука, нас в Воронеже попалила. Если бы я ее сегодня не выловил, мне самому яйца бы праздничным бантом завязали.
– Замочат ее, – сказал Гена. – А красивая. Пусти ее к пацанам – распишем перед смертью на троих. А то мочилово – это тупо, если в расход такое сладкое мясо идет.
– Подохнешь ты через баб-то, – сказал Митрохин с места водителя. – Помяни мое слово.
Гена и не подозревал, сколь скоро и сколь точно сбудется прогноз его подельника. Я выждала. Машина вошла в поворот, взвизгнули тормоза – верно, Митрохин спешил. Момент был прекрасный. Прогноз Феликса сбылся в одно мгновение, потому что я, сложив вместе вытянутые и напряженные пальцы правой руки, резким движением вонзила их в бычью шею под правое ухо Гены. Синхронно вторая рука ударила под левое ухо. Титановые накладки ногтей, тонкие, изящные и острые, как бритвы, легко пропороли кожу и мышечные волокна, я с силой рванула на себя, рассаживая шею, и Гена хрипнул и стал заваливаться на бок. Я отстранила еще живого бандита и, переместившись на заднее сиденье, выхватила из кобуры Гены его пистолет и приставила к подголовнику Митрохина. Он еще ничего не знал. Свое счастливое неведение он подтвердил фразой:
– Ну что, практически приехали. Вон фонарик перед дачкой Уса. Н-да… А что, Гена, она мне тоже нравится, эта телка, которую ты «ласточкой» захомутал. Я люблю ершистых бабцов… не как желе под пальцами чтоб колыхались, податливые такие, а чтоб с перцем!
– Рада за тебя, – тихо сказала я.
Он даже не обернулся. Надо отдать должное его самообладанию, он сразу все понял, он даже не дернулся.
– Как это тебе удалось? – выговорил он.
– Это очень сложно, а если объяснять на словах, то еще сложнее. Без фокусов, Феликс. Спокойно-спокойно, тихонько доедем до места. Ты лучше тут притормози, дорогой. Вот так. Отлично.
– Что ты собираешься со мной делать? – выдохнул он.
– Не повторять ошибок.
В тот момент, когда я договаривала слово «ошибок», пуля из пистолета в моей руке, легко прошив подголовник кресла, вошла в голову Митрохина, и на лобовое стекло веером брызнули кровь и мозг.
Я вышла из остановившейся машины и медленно, придерживаясь обочины дороги, направилась к дому, который так опрометчиво (а куда он делся бы?) указал Митрохин. Уже покойный Митрохин. Сванидзе, будь он здесь, незамедлительно упрекнул бы меня в кровожадности и развил очередную свою пышную теорию, но… во-первых, никакого Сванидзе и близко нет; а во-вторых, если бы не я их, то они бы меня. Их разговор не оставлял никаких иллюзий. К тому же, кажется, они собирались не просто меня убить, а перед этим еще и… Ладно. Не будем о грустном. Хотя и после того, как я чудом высвободилась, положение не из веселых. Что предпринять? Здравый смысл диктовал вполне естественное решение: руки в ноги (пока целы), и убираться подальше от этого проклятого джипа, весь салон которого залит кровью. Моих отпечатков там вроде остаться не должно, а где могли быть, я стерла платком. Тщательно протерла.
Впрочем, благоразумию уже не было места: кровь пенилась в моих жилах. Ведь во мне сидел зверь. Пантера. И стоило судьбе поставить меня в шаге от смерти – и эта кошка пробуждалась. Да, как всегда, раз за разом: вспыхивали желтоватые глаза, из мягких подушечек на лапах выныривали смертоносные когти, и звериный нюх неотвратимо подхватывал летящий по ветру запах борьбы и крови. Я боялась и одновременно ждала этих мгновений. Акира… о, Акира хорошо потрудился, он сумел сделать меня той, кем наметил, даже если это шло вразрез с моей собственной волей.
