– Ми-лиция?..
– Да! Немедленно отойдите от тела потерпевшего и дайте мне осмотреть его! Немедленно. Девушка с палочкой, немедленно отойдите, я вам сказала! Кто уронил на пол вставную челюсть, немедленно подобрать, иначе используем как улику! Ну?
– А что же теперь будет?
– Что будет, что будет, – протянула я, – вызовем экспертизу, вот что. И еще раз повторяю, отойдите от тела Куценко и не заслоняйте мне…
– А документики покажите? – пискнул кто-то.
– …не заслоняйте мне свет! А кто спросил про документики, за юридическую грамотность пойдет свидетелем в суде и в случае неверных показаний может быть привлечен к ответственности в общей массе.
Уверенность, с которой все это было сказано, бессмысленность формулировок и термин «экспертиза», известный старухам из сериалов, несколько охладили пыл почтенных дам.
Я опустилась на колени у тела Куценко и быстро осмотрела его. Смерть была очевидной, не требовался никакой эксперт или патологоанатом, и я приступила к досмотру, проще говоря, к обшариванию карманов незадачливого директора помывочного комплекса.
Какая-то особо подозрительная старуха снова загородила мне обзор, и я укоризненно проткнула ее взглядом, а потом произнесла:
– Ну что стоите? Наберите пока 02! А то они опять полдня будут ехать.
И я продолжила досмотр.
Прежде всего я извлекла из внутреннего кармана пиджака Георгия мобильный телефон и залезла в записную книжку и – через меню – в десятку последних набранных номеров. Эти функции в нем оказались, а вообще мобильник был довольно примитивной модели, и много из него выжать не удалось. Но тем не менее он содержал определенную информацию. Самым важным из нее мне представлялось то, что из десяти последних набранных номеров пять были одной и той же комбинацией цифр: 529-02-07.
Номер был мне незнаком, но установить владельца в самый короткий срок трудностей не представляло.
После этого я извлекла из карманов господина Куценко записную книжку и переложила в свою сумочку, сделав это так, чтобы бабуси не заметили. Если копаться в телефоне я могла и при свидетелях, благо пенсионерки мало что понимали в мобильных аппаратах, то с записной книжкой такой номер не прошел бы.
Именно в этот момент явились менты. Быстро, однако!! Они даже в кино медленнее ездят. А тут два энергичных сержанта оказались у трупа Куценко и, наскоро засвидетельствовав «мокруху», глянули на меня.
Их взгляды были исполнены высшей степени подозрительности. Тот сержант, что потолще, спросил:
– Вы кто? Документы!
– Частный детектив Мария Якимова, – четко ответила я, – вот мои документы. Я стала свидетелем убийства Куценко и даже попыталась задержать убийцу, переодетого старухой, но мне это не удалось.
– Не удалось… – ворчливо процедил толстый сержант и почесал в затылке. – Не удалось. «Частный детектив». Работнички… Вам бы лишь лавэ загребать, а всю непруху – нам. Да, дамочка?
– Лавэ? – машинально переспросила я. – Откровенно говоря, товарищ сержант, посмотрела бы я, что сделали на моем месте вы. Это, между прочим, киллер был, а среди них попадаются ребята с очень хорошей подготовкой. А вот вы… – Я покосилась на брюшко сержанта, внушительное не по чину, и подумала, что этот работничек не пробежит ста метров и за пятнадцать секунд.
Впрочем, я не стала говорить этого вслух. Сержант и без того несколько остыл.
– Ладно, – наконец сказал он, – вы проедете с нами. Дадите подробные показания. Можете, конечно, несколько подзадержаться, но ничего… бывает.
– Хорошо, согласна. Только при условии, что вы не будете брать с собой ни одну из этих бравых пенсионерок. Они вам сейчас со своей фантазией соорудят преступление века. Хотя не видели ничего такого, чего не видела бы сегодня я. А вот дежурного банщика, я так полагаю, имеет смысл перекинуть из этого банного королевства к вам.
– Ладно, помолчи, – буркнул второй, старшина, – сама-то, знаешь ли, обделалась тоже.
Я хотела ответить, но подумала, что вступать в перепалку со стражами порядка не в моих интересах.
В участке со мной провели самую нудную и изматывающую беседу, какую только я на своем веку помню. Один бравый лейтенант даже попытался наорать на меня на предмет того, чтобы я «раскололась» и призналась в убийстве Куценко.
При этом задушевном разговоре мне еще поминутно указывали на мой пол и недвусмысленно намекали, что лучше бы я пошла в домохозяйки, чем маячить в качестве основного свидетеля «заказухи».
– Как говорил один мой подследственный, кандидат каких-то там наук, – заявил бравый лейтенантик, – женщина должна быть босая, беременная и стоять у плиты. – А то завелись, прости господи, феминистки всякие, лесбиянки… тьфу, пакость какая!
Возражать на это было бессмысленно.
Слава богу, звонок одного из знакомых Родиона в отделение положил конец этой абракадабре.
* * *
Я вернулась в офис злая, как мегера. Босс, кажется, сразу усек это, впрочем, его вклад в дело борьбы с моим хорошим настроением был несомненен. Потому он начал самым примирительным тоном:
– Мария, я сейчас объясню. Этот Куценко, судя по всему, был весьма нечистоплотной личностью.
– Нечистоплотная личность на высоком посту директора бани? Ну-ну… сапожник без сапог, – скептически протянула я, свирепо косясь на босса. Сам-то он преспокойно сидел в своем кабинете, кувыркался в Интернете и поглощал Валентинины завтраки и обеды. С такой базой ему хорошо меня утешать, ничего не скажешь.
– Я сразу заинтересовался этим человеком, когда материалы по делу об убийстве Таннер легли на мой стол, – не обращая внимания на мою последнюю сентенцию, продолжал Родион Потапович, – благо все основания для интереса были.
– Какие же?
– Во-первых, – начал босс, – я установил, что в день своей смерти Татьяна Оттобальдовна Таннер ездила в заведение к Куценко. Вернулась оттуда крайне взвинченная и расстроенная. Это, во-первых. А во-вторых, за последние два дня, истекшие с момента гибели Таннер, с домашнего телефона Ельцовых, из квартиры, где живут Алексей и Ксения, произведено пять звонков на домашний и сотовый номера Куценко. Я смотрел распечатку. Пять звонков – и это при том, что за предыдущий месяц Куценко и Ельцовы не созванивались ни разу, хотя вроде бы поговорить есть о чем – все-таки свадьба, приглашения… Конечно, сам по себе этот факт ни о чем не свидетельствует, но мне хватило, чтобы взять Куценко на карандаш. Там, где не хватает фактической информации, помогает интуиция.
– А кто сообщил вам, Родион Потапович, что в день своей смерти Татьяна Оттобальдовна ездила к Куценко и приехала от него чрезвычайно расстроенная? – спросила я.
– Ах, ну да. Шофер Таннер сказал. А вот Римма Маратовна, домработница Таннер, промолчала. А так, кстати, как бы между делом, она приходится Куценко двоюродной тетушкой. Я с ней говорил по телефону. Коротко, конечно, говорил, но все же… Так вот, самое мягкое слово, употребленное ею в отношении Ельцова, было «скотина».
