Я постояла, прислушиваясь к ударам собственного сердца, а потом надавила на звонок.
– Кто там?
Я стала против «глазка» и представилась зачем-то полным именем:
– Якимова, Мария Андреевна.
Дверь распахнулась. На пороге появилась Мила Таннер в домашнем халате, с мокрыми после душа волосами.
– Ага, Мария? Очень рада! Заходите.
– Я, быть может, не вовремя? Помешала, нет?.. Некстати?
– Вы теперь всегда кстати. – И Мила в полном соответствии со своим сокращенным именем мило улыбнулась и, впустив меня в прихожую, громко позвала: – Эй, пьянчужка! К нам дорогая гостья.
Ельцов выкатился на свет. Его немного штормило, но в принципе он выглядел куда лучше, чем три дня назад. По прихожей поплыли волны алкоголя. Легко было догадаться, что он отмечал счастливое окончание процесса. Причем, если учесть его помятую физиономию, вспрыскивал не первый день.
– О… М-маа-ша?! – запинаясь, произнес он. – З-з-з. ххади! Вввы-ы…пьем.
– Я не пью, – поспешила уверить его я. – Так что в следующий раз.
– Ну вот… Я не пью… я не… я-я, натюрлих! Ввы-пьем! Ты, Маш-ка, м-ма… ммалодчинка, что пришла! Ты ва-аще – мо-ло-дчи-нка! У целом, как ггррил… Горрбач-ч!..
– Ельцов, мать твою! – повысила на него голос Мила.
«Горбачев и почти Ельцин – забавное сочетание, – подумала я. – Интересно, как стали бы судить Алексея, если бы его фамилия оканчивалась не на – «ов», а на – «ин»?»
В ответ на реплику Милы он изобразил притворный испуг и даже спрятался за угол, выглядывая оттуда с видом нашкодившего мальца.
– Ладно, ладно. Напился, так веди себя прилично, в конце концов. Все сумму я вам, Мария, приготовила. Я знаю ваши расценки, так что…
– Это после. Я хотела с вами поговорить, Мила. И при этом разговоре нужен Алексей. Я подозреваю, что он сейчас не в форме. Как говорится, недопоймет.
– Это кто не допой… водопой…мет-т? И кто не-до… поймет? – заорал Ельцов, подпрыгивая. – Я?
– Вы сможете, Мила? – спросила я.
– Без проблем, – решительно отозвалась та. – Если так нужно, я быстро его образумлю. Сколько же можно? Первый день я и сама с ним выпила, а теперь надоело пьяную рожу созерцать!.. Одну минуту, Мария! Р-р-аз, и он как огурчик.
– Может, вам помочь, Мила? – осторожно спросила я.
– Да нет, я сама. Он легкий, особенно после СИЗО. Вы пройдите на кухню. Берите там, что приглянется, – поешьте, если желаете – выпейте! А мы сейчас тут побарахтаемся.
Я прошла на кухню, окинула взглядом стол, а потом, воспользовавшись советом хозяйки, решительно налила себе полный фужер мартини и одним духом выпила.
Меня слегка трясло.
Через несколько минут ко мне присоединились решительная Мила и почти трезвый, хотя и изрядно помятый, с темными кругами под глазами, Алексей. Не знаю уж, какие методы протрезвления она к нему применяла, но он пришел почти в норму за считанные минуты.
– Прощу прощения, – произнес он. – Сами понимаете, на радостях, что уж там… чего себе не позволишь, а? У вас ко мне дело, я так понял. Насчет денег?
– Нет.
– А что же тогда?
– Вы знаете, сейчас я сформулирую, – проговорила я, глядя на часы. Было без трех десять. Три минуты до назначенного Родионом срока.
– Конечно, конечно! Мы подождем. Я и так ждал слишком…
И тут раздался звонок в дверь. По моей спине, если быть откровенной, сползла лавина холода.
– Кого это еще? – буркнул Ельцов.
– Черрт! – воскликнула Мила. – Это, наверно, снизу. Ты воду не выключил, когда голову под кран совал. Я его, этого соседа, уже несколько раз заливала.
В дверь названивали все настойчивей.
– Ладно, – вздохнул Алексей, – иди открой этому… соседу.
Мила направилась в прихожую.
– Кто там?
– Мы из милиции, Людмила Викторовна, – ответил ей густой мужской бас. – Я вас ненадолго отвлеку. Пара минут, и все.
– Из милиции? Что вас… прорвало. Ходите и ходите!
– Извините. Работа такая. Думаете, мне доставляет большое удовольствие этот визит?
– Ну ладно уж, – смилостивилась Таннер-младшая и, щелкнув замком, потянула на себя дверь. – Сейчас… одну минуту. Погодите.
Но стоило Миле провернуть последний замочек, как дверь разверзлась, словно по ней грохнули из стенобитного оружия. Бедную Милу буквально приплющило к стене, и она, полуоглушенная, медленно, со стоном сползла на пол.
В квартиру ввалился высокий, внушительного вида мужчина со смуглым надменным лицом.
За его спиной, кажется, находился еще кто-то.
Услышав шум, я выглянула в прихожую и увидела неожиданного визитера. Разумеется, я тут же узнала пришедших.
– Добрый вечер, Владимир Сергеевич, – поздоровалась я. – Что ж вы Милу-то так неаккуратно, а?
Да, это был он, Гриф.
– А, здравствуйте, Мария, – почти дружески проговорил Туманов, закрывая за собой дверь. – Это хорошо, что вы пришли. Меня загодя предупредили, что вы здесь. Кстати, без моего на то желания предупредили, что со мной случается крайне редко.
– Кто предупредил?
– А вы не догадываетесь?
– До… догадываюсь.
– Вот и прекрасно. Родион Потапович, она в самом деле догадывается.
Я не стала анализировать, сказаны эти слова с легкой иронией или же со злой издевкой, поскольку в этот момент из-за мощной спины Туманова вынырнула знакомая фигура.
– Босс?!
– Привет, Мария. Боюсь, я тут набедокурил маленько, всем досадил. Тебе – что столько времени отсутствовал. Владимиру Сергеевичу – тем, что несколько отклонился от его первоначальных планов. А вот госпоже Таннер, – он склонил голову в сторону ошеломленной неожиданным визитом и падением Милы, – самим фактом своего появления. А хуже незваного гостя, как известно, хуже только незваный татарин, – тут же извратил он поговорку. – Да. Логически так оно и получается. Ладно. А где?..
– А я за дверью, – прозвучал высокий женский голос. Дверь приоткрылась. – Да все не решусь зайти.
И вслед за голосом в прихожей показалась женщина, завернутая в легкую ветровку – явно не по плечу.
Это была Ксения.
– Но ты же… в СИЗО… – пробормотал Ельцов.
– Ты что, думал, я там всю жизнь гнить буду, Леша? Меня выпустили под подписку о невыезде. Да я никуда и не денусь, вот так.
– Ксения! – прервал ее Туманов, разглядывая Ельцова. – Впервые вижу его так близко, – наконец проговорил он. – Так из-за этого зяблика ты всех нас поставила на уши? Да как-то и не верится… как-то и не верится, что я согласился.
