– Да так, я тут одному такому сегодня физию уже начистил, а вы, я смотрю, ничем не лучше, так что готовьтесь.
– Удивляюсь я вам, Егор Тимофеевич, откуда у вас столько ненависти к нашему брату? Вам мы ничегошеньки плохого не сделали, наоборот, старались помягче, по-отечески, можно сказать. Подумаешь, один разок по кумполу ударили, – он хмыкнул, – так ведь не убили же.
– Может, я ещё и в ножки поклониться должен? – усмехнулся Егор. – Покланяюсь, непременно, когда горсть земли на ваши могилы бросать буду. Значит, вы все-таки колдуны. А кто такой этот Закревский, почему такая таинственность?
– Этого я вам не имею права говорить, уж не обессудьте. Да скоро сами все узнаете, не беспокойтесь. Вон уже и переулочек наш, узнаете?
Он промолчал. Впереди опять ждала неизвестность, а её он боялся больше всего. Ему было стыдно перед Светланой да и перед самим собой, что не может завалить каких-то четверых мужиков и спасти её от чего-то ужасного. Он понятия не имел, что с ней происходит и что ещё произойдёт, когда этот Закревский все же добьётся своего и получит свой долг, но был уверен, что приятного будет мало. А он не хотел, чтобы женщине, перед которой он так хорохорился, доставляли неприятности в его присутствии, он чувствовал себя обязанным защитить её. Он был уязвлён, сражён в самое сердце, и мозг его сейчас напряжённо работал в поисках выхода. О последствиях он уже не думал, он мог и убить их всех со спокойной душой, появись такая возможность. И Егор решил не медлить, если подвернётся случай, а сразу же действовать, не рассуждая и не тратя время на выяснение для него непостижимого, ибо чертовщина – она и в Африке чертовщина. Он похерит всю их магию парочкой хороших ударов и докажет превосходство материи над чёрным духом.
Самое удивительное, что в те минуты он совсем не думал о себе, только о Светлане. Наверное, он действительно влюбился в неё, хотя ещё не понял этого до конца. Даже после того, что видел недавно в её квартире. Но что-то подсказывало ему, что она лишь жертва, игрушка в руках негодяев, почти совершенство, загнанное в угол этим чудовищем Закревским и его ублюдками.
Когда они въезжали во двор, он спросил:
– А к чему вдруг такая спешка? Светлана ведь говорила что-то о месяце?
– А чего тянуть? Месяц был указан в завещании как приблизительный срок, но точного времени оговорено не было. Закревский сам волен выбирать, когда прийти: в начале месяца или в конце. Он пришёл в начале. Да и энергия у него кончается, подзарядочка требуется, кхе-кхе. Нельзя ждать до следующего полнолуния. Вот если бы мы вас к завтрему не поймали, тогда другое дело – пришлось бы уезжать.
– О каком завещании вы говорите?
– Ох, молодой человек, выходите, слишком уж вы любопытны. Вытаскивайте его, мальчики.
Егор видел, как мимо провели заплаканную Светлану с тоской и обречённостью в глазах, и его сердце дрогнуло от жалости и негодования. «Ничего, подумал он, – эти скоты ещё пожалеют, что связались со мной».
Дуболомы подхватили его под мышки и тоже потащили в дом. В комнате, где он выбивал зубы менеджеру, уже сидела печальная девушка, а вокруг суетились старушки с самоваром и пряниками. Бухгалтера видно не было. Семён Карлович, отдав какие-то распоряжения подручным, скрылся за дверью в соседнюю комнату. Егор сел на стул и стал рассматривать помещение, прикидывая его надёжность. Металлические входные двери, на окнах стальные решётки. Выбраться отсюда практически невозможно.
– Ну что, голубочки, вы теперь наши, – пропищала одна старушка, ставя на стол поднос с чашками и пряниками, – откушайте на здоровье что бог послал. А то до ночи уж кормёжки не будет.
– Тогда вы бы что-нибудь посолиднее поставили, колбаски или там ветчинки, – съязвил Егор, беря чёрствый пряник. – Что это за еда? Смех один.
– Мы – вегатарьянцы, касатик, нам мясное нельзя, оно дух с толку сбивает, так что насыщайтесь, пока чуток время есть.
Светлана от насыщения отказалась, покачав головой и не отрываясь от своих шикарных туфель, которые нацепили на неё бабки, а Егор запихал в себя с десяток ванильных пряников и выпил три стакана чаю. Бабки только умилённо вздыхали, глядя на это, а когда он закончил, одна из них сказала:
– Зря ты, милок, столько водицы пьёшь – в туалет-то теперь не скоро попадёшь.
– Так что ж вы сразу не сказали?! – поперхнулся тот. – Стоят, смотрят, мымры старые!
– Так ты ж и не спрашивал, – удивилась она. – Ну ладненько, идите, облегчитесь пока, а потом уже и отведём вас.
– Куда это? На бойню, что ли?
– Экий ты грубиян, – вздохнула она. – Все-то тебе опошлить нужно. Мальчонки, проводите его в туалет, – повернулась она к дуболомам. – А потом и девоньку.
В сортире света не было, и ему пришлось ориентироваться по звуку, зато он догадался, что Закревский, который не переносит света, тоже пользуется этим туалетом. Это могло пригодиться. Но зачем? Где выход из западни? Эх, сняли бы с него наручники, он бы показал им кузькину мать! И даже то, что дуболомы были поздоровее, его не смущало. Он бы справился сейчас и с десятком таких, только бы выбраться из этой жути, этого кошмара. Он боялся его, хотя и пытался давить в себе муторный страх.
Застёгивая ширинку, в кармане чужих штанов он коснулся чего-то твёрдого. Наручники мешали, но он все же исхитрился засунуть руку в карман и вытащил оттуда маленький металлический китайский фонарик, похожий на ручку. Включив его, он увидел тонкий, но довольно яркий лучик – батарейки работали. Он так обрадовался, что едва так и не вышел с ним, но вовремя спохватился и сунул его обратно. Теперь у него было оружие, правда, не ахти какое, но все же.
Светлана, погруженная в свои тоскливые думы, отказалась и от туалета. Похоже, ей уже было совершенно все равно. Что же, черт побери, её так гнетёт? Неужели перспектива встретиться с Закревским так страшна? Господи, скорее бы все это кончилось…
Он ничуть не удивился, когда их привели в ту же самую тёмную комнату, где на этот раз коптила керосиновая лампа и можно было осмотреться. Тахта застелена чистым пледом, у стены в один ряд стоят стулья, а два сломанных, которые, видимо, он в прошлый раз кидал в темноту, кучей свалены в углу. Только сейчас он вспомнил: в коридоре он пару раз споткнулся о какие-то палки, но тогда ему было не до них. Странно, что он не слышал звука разбивающихся стульев. Другой мебели в комнате не было. Светлану усадили на тахту, а он сел на стул и стал ждать, чем все это закончится. Старушки шустренько выскочили, оставив их под охраной дуболомов, а через пару минут, пыхтя и шаркая ногами; уже тащили к проёму, через который вышли, носилки с раствором и кирпичи. На этот раз, как он понял, все было на самом деле. Он было пробовал встать, чтобы испытать кирпичи на ощупь, но завхоз резко осадил его, рявкнув:
– Цыть, парень! Не гоношись.
Светлана даже не подняла глаз на все это безумие, от которого у Егора встали дыбом волосы. Ведь если их на самом деле замуруют, то им уж точно не выбраться, сколько ни бейся лбом об эти стены. В потолке нет никаких люков, на полу лежал линолеум и тоже без единого намёка на какой-нибудь проход. Вот разве что под тахтой… Он забыл: отодвигал он в прошлый раз тахту или нет, когда искал в темноте выход. Надо будет на всякий случай посмотреть ещё раз.
