Он клеймит перстом Берту.
— Эта гурия испортила весь наш вчерашний вечер! Медпункт забит пострадавшими. Врач уже не знает, где брать бинты! Аптеку разнесли.
Своим неумолимым пальцем он предъявляет обвинение Феликсу.
— Этот сумасброд фланировал по коридору без штанов и показывал свой фальшивый отросток, который вызвал брожение среди пассажирок.
— Как это «фальшивый»? — возмущается препод.
— Молчать!
— А этот смердящий вол, — продолжает ужасный Абей, — бродил по всем палубам и горланил свои пьяные песни, и вы ещё хотите, чтобы вам давали еды?
— Дали! — поправляет месье Феликс. — Чтобы вам дали!
Абей брызжет своими буржуазными микробами ему прямо в рожу.
— А не желаете ли вы, чтобы вам дали под зад, старый болван, гидросексуал, совратитель, член-с-ногами? Пост для всех! Только малышка получит тартинку с конфитюром, и на этом всё! К тому же простого яблочного желе! Который дают обслуживающему персоналу, даже нет: чернокожим посудомойщикам! В Малаге я сам прослежу за вашей высадкой, банда прихлебателей! Вы сами будете тащить своё барахло! По цепочке, как каторжники!
Берюрье, мучимый угрызениями совести, поднимает голову, отягощённую недавним возлиянием.
— Послушай, горлопан, — шепчет он. — Французские полицейские… — Он поворачивается к Старику. — …даже «бывшие», — добавляет он, — не привыкли, чтобы их называли каторжниками. И чтобы вы это запомнили, позвольте мне вам завязать маленький узелок на память!
Добавив к словам крюк справа, он отвешивает такую блямбу в подбородок Абея, что последний делает тройной пируэт, прежде чем вмазаться в переборку. Он выплёвывает три зуба и оседает как подрубленный.
Толстяк подбирает три выбитых зуба, которые состоят из двух резцов и одного коренного с коронкой, и кладёт их в руку судовладельца.
— Слышь, мальчик, — говорит он ему, — подвесишь их на брелок!
Старик делает глубокий вздох.
— Берюрье, — говорит он, — я так думаю, что вы восстановлены в полиции.
Глава 11
Мы хлопочем вокруг Оскара Абея. Хоть он и третирует нас как банановые шкурки, как старые клизмы, как сортирную бумагу, он всё же наш хозяин. Поэтому, чтобы поправить здоровье горлодёру, тирану, каждый применяет терапию, кто во что горазд. Пино выливает ему на портрет таз воды, Берта даёт пощёчину, Мари-Мари показывает ему язык, Гектор нашёптывает ободряющие слова, месье Феликс объясняет принцип нокаута, а Старик предлагает Россу дать ему ногой под рёбра.
Как и все сангвиники, Абей приходит в себя быстро. Выйдя из тумана, он рассматривает три зуба на своей ладони, вытирает изнанкой рукава пенистую и кровавую слюну, которая выступает из бреши, и вопит в сторону Берюрье:
— Убийфа! Убийфа! Я буду вваловаться! Полиффыя! На помоффь!
Он играет перед нами великую сцену беззубого. Вспоминает свою карьеру, свою жену, своего сына политехника. До сегодняшнего фатального утра у него были все зубы. Все клыки в полном наборе, безукоризненные, ровные, ухоженные лучше, чем кокотки прошлого века. Его радость, его слава, его гордость! Он мог смеяться для рекламы «Колгейт». Зевать, не прикрывая рот рукой! Произносить «А-а-а-а-а» с высоко поднятой головой! Его супруга только и говорила о его исключительной челюсти. Его взрослый мальчик пользовался авторитетом среди своих однокашников благодаря сказочным зубам его папы. В компании его злейшие враги, все со вставными челюстями, замолкали, когда он давал пороху. Ты вправе говорить громко, если у тебя полный рот собственных домино. Они внушают уважение! Короче, ты можешь себе позволить показать зубы. При мысли об утрате своих трёх табуреток, он не может сдержать рыдания. Он влип определённо. В его жизни наступил дерьмовый период. Он собирался уйти в отставку в начале года, заняться чем-то другим, без разницы: писать мемуары с литературной доработкой на предмет сорвать Большую Премию Академии Дюке-Дюкон. Или уйти в политику. Как раз Ю. Н. Р. зовёт добровольцев в депутаты с голосами (избирателей) и возгласами (народа). Они не могут набрать их достаточно. Устраивают облавы, чтобы откопать (если так можно выразиться) кандидатов. Если у чувака что-то не в ладах с законом, бац — у него уже в руке соглашение: «Или ты депутат в Ньерах и Вилене, или казённый дом!» В общем, представляете: Абей, со своими званиями, своим прошлым, своей квартирой на проспекте Фош, своей любовницей из «Комеди Франсез» (как аристократы до войны четырнадцатого года), всё было как по маслу, мечта, золото в слитках, или же он мог стать пайщиком театрального товарищества, ибо у него полно друзей-финансистов. Он возобновил бы пьесу «Антиголль» Ануя с Жаком Сустелем в главной роли!
Но он ещё покажет, и мы получим сполна. Для начала он изолирует Берю. На борту есть камера, полностью стальная, настоящий сейф. Когда его там закроют, он перемешает комбинацию цифр и забудет.
Я наклоняюсь к крикуну и говорю тихим голосом, чтобы заставить его слушать:
— Слушайте, Абей, вы говорите, что на «Мердалоре» есть камера, это хорошо, а как насчёт морга?
Необычность моего вопроса не ускользает от его внимания.
— Зачем?
— У меня для вас два трупа, любезнейший, и было бы неплохо поместить их в укромное и кондиционированное место, если вы хотите избежать бунта и эпидемии на борту.
— Что вы там рассказываете этому грубияну, Сан-Антонио? — спрашивает Дир. — Говорите громче, чтобы мы могли слышать!
— Позвольте мне немного побеседовать с Оскаром, Патрон, не всякую правду можно говорить вслух.
Абей стал пай-мальчиком. Он смотрит на меня, высунув свой милый розовый кончик языка в только что образовавшийся промежуток в его штакетнике.
Важность сообщения вернула ему спокойствие, ясность ума, организаторские способности.
— То есть их не бросили в воду? — фепчет он.
— Кого?
— Жену министра и помощника капитана.
— Это не они, Оскар, а парочка из каюты «Таити», что во внутреннем дворике. Толстый аргентинец и его подруга-индуска. Кто-то их застрелил из револьвера ночью.
— Вот как, очень хорошо, — шепчет судовладелец как во сне.
Он перешёл барьер. Ему можно сказать, что его жену изнасиловали отбойным молотком, а его сын убил президента Республики, и он не отреагирует. Гнев — это из области терпимого. Но он плавает в милосердных заводях полного безразличия.
— Понимаете, Оскар, два трупа создают проблемы, которых у вас не возникало с пропавшими. Их нет, всё чисто, гигиенично, тогда как трупы… В общем, я предлагаю вам план действия: мы незаметно переселим этих бедняг. Мы их засунем в морг и никому об этом не скажем, вы слышите?
— О да! — отвечает прегендир.
— Так. Затем — тотальная мобилизация, чтобы отыскать убийцу любой ценой. Слово Сан-Антонио, мы возьмём его!