— Кто-нибудь был поблизости?
— Нет. Я даже удивился, что его оставили без присмотра в коридоре.
— Хорошо, Альфред. Извините за беспокойство… У вас есть какие-нибудь планы на препода после круиза?
Парикмахер красноречиво подмигивает мне.
— Можете не сомневаться, Сан-А. Как только мы вернёмся в Париж, мы сразу же поедем к Брюно Кокатриксу
[60]
, которого я когда-то имел честь стричь. Я попрошу его устроить для нас турне в Японию. Там Феликс сделает фурор, потому что у их мужиков зизи, как у колибри.
Он распахивает перед нами дверь и объявляет уже привычным голосом:
— Следующая, прошу!
Глава 15
— Если подытожить, — бормочет Пинюш, в то время как мы идём к каюте Старика для самого что ни на есть безотрадного отчёта, — мы имеем два исчезновения и два убийства, причём трупы убитых также исчезли.
— Текстуально, — вздыхает Толстяк, ковыряясь в зубах после того, как управился со своим бутербродом. — Прямо какой-то Корабль-Призрак!
Он останавливается и шепчет:
— Лысый вам сделает кровопускание, ребята, когда узнает, что случилось. Лично я в скачках не участвую, мне по барабану, только на вашем месте я бы не говорил ему об этих жмурах, будет такой взрыв, что с ним случится удар, и он откроет сезон в морге на «Мердалоре». У папаши такой возраст, что надо думать о его здоровье!
Мы признаём справедливость его слов и передвигаемся по палубе всё медленнее и медленнее. По пути встречаем Берту, нарядившуюся в платье лимонного цвета, рисунок которого изображает серн-самцов, бегущих за сернами-самками на фоне альпийского пейзажа.
— О, весёлая компания! — поддевает мегера, скривив улыбочку, которая от избытка губной помады больше напоминает задницу мартышки в брачный период. — Как дела, герои?
— Как по маслу, милая Берта! — злорадствую я. — Так приятно гулять по кораблю нашей мечты и ни о чём не думать…
— Куда гребёшь, Толстуха? — интересуется супруг в порыве ревности.
— Вы не видели мсье Феликса? — уклоняется она.
Я думаю, что не плохо бы занять чем-нибудь эту кралю, и даю ей солидную наколку.
— Загляните в каюту «69», — шепчу я ей на ухо, — можете входить без стука.
Слониха строит мне благодарную ямочку на щеке и удаляется, подпрыгивая как маленькая девочка, при этом полы её пышного платья порхают.
Берю смотрит ей вслед с умилением.
— Этой малышке, — говорит он, — не дашь её возраста… Вы видели, как она свежа, когда выкладывает свои козыри.
— Настоящий букет из кувшинок! — соглашаюсь я.
Берю качает головой.
— Она не на шутку увлеклась этим Феликсом. Но я знаю, в чём тут дело. Берти под впечатлением от его знаний.
— Они у него огромные, — соглашаюсь я.
— Понимаете, — продолжает Пухлый, — мне не стыдно в этом признаться, Берта простого происхождения: учёба в школе вперемежку со стадом гусей, затем работа прислугой в гостинице перед тем, как подняться до официантки в парижском ресторане. В общем, не Сорбонна! Так что образованные люди на неё производят впечатление. Особенно когда Феликс с такой помпой выдаёт свои знания! Ты бы слышал, как он шпарит про Антологию! Чёрт! Я не знаю, как он не путается среди всех этих богов с их жёнами, детишками и сёстрами, целое кино!
Я почти не слушаю, как он пускает слюни. В настоящее время моя голова готова лопнуть. У меня мозги штопором, ступором, топором, набекрень. Соображалка идёт вразнос. Распадается. Разжижается. Гвоздь программы — это два исчезнувших трупа. В течение нескольких секунд, так что никто ничего не видел, ничего не слышал! Фьють, как по мановению волшебной палочки! Международный конгресс магии побит! Чертовщина какая-то, мужик под сто тридцать килограммов! Мы его втроём в сундук загружали! В голове не укладывается, говорю вам. Хоть клади свои мозги в пакет и окунай, читая псалмы!
Папаша Лапинюш блуждает в мыслях параллельно со мной, ибо он вдруг выдает:
— А предположим, что было два одинаковых сундука! Их могли поменять местами в один миг!
Берю ехидничает:
— Ты в детстве начитался «Разбойников с большой дороги», Сезар! Ты можешь себе представить бригаду грузчиков, которая чешет за нами по коридорам с сундуком, похожим на наш? И где они его возьмут? А ролики, ты, крысиный зад, когда бы они успели их прикрутить? Честное слово, у тебя форсунки засорились, Пинюш! У тебя вал погнулся, старина! Даже если допустить, что они за нами следили, о чём мы бы догадались, откуда им знать, что мы оставим сундук на некоторое время и что они смогут его прибрать?
— Все тайны имеют объяснение, — поучительно вещает Пино, — меня этим не удивишь.
Берю соглашается:
— Точно. Решение задачи, скажу я вам, надо искать у негритоса. Дайте мне потолковать с ним по душам, и мы узнаем правду. Но нельзя, мой экс-шеф выступает в защиту чёрных! Как только он видит трубочиста, у него начинается сердцебиение!
Я не отвечаю, ибо мы прибыли.
Прежде чем постучать, я прислушиваюсь. Взволнованный голос Оскара Абея ласкает мне барабанные перепонки.
— Не может быть! Поклянитесь, Ахилл! Клятву! Поднимите правую руку и скажите: «Клянусь!» Ну, клянитесь же, Ахилл! Ну! Ну! Клянитесь! Да клянитесь, чёрт возьми!
— Я вам клянусь! — слышу я торжественное заверение Пахана.
В это время я стучу, мне говорят «войдите», и мы послушно входим, опустив голову и поджав хвост.
— О, вот они! — поёт Абей, перешагивая через стул, чтобы быть к нам ближе. — Он у вас? Покажите!
Я смотрю на патрона взглядом, напоминающим вешалку.
— Покажите нашему хозяину контракт, который подписали вчера Берюрье и аргентинец, — говорит мне Папа.
С некоторым удивлением я протягиваю документ Абею, который бросается на него, как нигериец на ростбиф. Компьютер на рыбьем жире не смог бы читать текст быстрее, чем он контракт. Как будто перечёркивает глазами. И чиркает как заведённый!
Его охватывает дрожь. Он радостно выбулькивает:
— Но здесь всё правильно! Всё законно! В надлежащей форме! Можно ратифицировать! Прекрасно! Легитимно! Всё есть! Дата! Подписи! Спасибо! Поклон тебе, Мария всемилостивая! Чек у вас? Быстро! Покажите! Дайте! Умоляю! Прошу! Требую! Че-е-ек! Мама! Есть! Покажите! Осторожно, осторо-о-ожно, не порвите!
Он вырывает из моих рук бумажный четырёхугольник, как девушка в цвету срывает боярышник с куста. Несмотря на то что текст краток, он читает его долго-долго. Падает на колени, целует, протягивает Господу всемогущему.
