С той же целью купил два метра медного провода, две пачки сухой краски «серебрянки». Можно было бы здесь же на базаре купить пару гранат, но нельзя рисковать, нельзя. Местные комитетчики только и ждут, чтобы я совершил ошибку. Только предметы двойного назначения.
А вот теперь надо рисковать, — купил пакет натриевой селитры. Для освобождения Рабиновича почти все готово, надо лишь поговорить с ним самим. Может, это удастся сегодня ночью, а может и нет. Все зыбко и призрачно в этом мире спецслужб и больших денег. Рахат-лукум с порцией цианида.
Даже если какой-нибудь болван и остановит меня для досмотра, то найдет лишь продукты, селитру, — скажу, что это для проявки пленки, придает особый оттенок фотографиям. Краска «серебрянка» тоже для этих же целей. Чушь, конечно, но попробуй докажи обратное.
А теперь пообедаем дома. Все на скорую руку, для холостяка не привыкать.
5.
Сигарету в зубы. Часы показывают начало третьего. У дяди было достаточно времени, чтобы связаться со своими. Пока гулял по городу, план сформировался, правда, в нем было многое пробелов и изъянов, многое, очень многое зависело от слова «если». Если произойдет это, то будет так. Мне необходимо наступление причинно-следственной связи. И самое забавное, что для этого мне нужно, чтобы в этом принимали участие мои бывшие коллеги. Самое непосредственное участие. А поэтому, коль телефон на контроле, приглашаем к беседе и «слухачей». Я решил разговаривать стоя. Выпил воды, прокашлялся. Пару раз рявкнул в пустоту «Р-а-а-вняйсь! Смир-р-р-но! Равнение на середину!» Пусть кто слушает, оглохнет, а психологи подумают, что я спятил. Еще раз прокашлялся. Командирский голос в норме. Говорить буду стоя. Тембр голоса другой. И легче управлять интонациями.
— Алло, это посольство Израиля? — голос звенит как натянутая струна.
Тон не терпит возражений. Если я звоню в посольство Израиля, значит, так оно и должно быть, и никак иначе.
— А, это ты. — Даже не удосужился назвать отзыв. Дилетанты. — Твоего друга — еврея Рабиновича здесь нет, но ты отдашь деньги и мы привезем его тебе.
— Нет, — голос я сделал как можно тверже.
— Мы пришлем тебе его пальчик, и ты поймешь, что он у нас.
— А теперь послушай меня, дядя, — я начинал злиться, поэтому в голосе у меня начали звучать металлические командирские нотки, раньше мне это мешало, а сейчас пригодится. — Если ты выкинешь что-нибудь подобное, то каждый палец заложника или его другое повреждение оценивается в сто тысяч. Ты, понял, дядя?
— Ты будешь мне говорить, что делать? — собеседник тоже кипел от злости.
— Я покупаю товар, и если он будет подпорчен, цена уменьшается. Так где мой Рабинович?
На той стороне было слышно лишь сопение. Потом говоривший закрыл трубку рукой и что-то сказал товарищу. Пауза явно затягивалась.
Потом он сказал:
— Поедешь в Ставропольский край. На границе с Чечней стоит деревня Красново
[1]
, там позвонишь по телефону…
Я записал.
— Какой район то? Деревень таких много.
Снова затыкает трубку рукой. Совещается.
— Она там одна. Из Ставрополя ходят автобусы. Это конечная остановка. Быть там через пять дней. Все остальное скажут на месте. И чтобы был один.
— Буду. И сами чтобы без фокусов. А то останетесь без своей доли.
Потом начались угрозы в мой адрес и в адрес Рабиновича. Пой, ласточка, пой, весь наш разговор пишется. Тебя возьмут на заметку, и кто знает, может через три-четыре месяца быстро открутят голову. Пой, ласточка, пой. Я затушил сигарету, прикурил другую. Того времени, пока он говорил, хватит, чтобы засечь, откуда ведется разговор, установить владельца квартирного телефона, и еще много чего.
Этот говорун, полагающий, что нагнал на меня жути своими угрозами, лишь мелкая сошка, а вот с кем он советовался — более солидная фигура.
Делать мне здесь больше нечего. Я позвонил в справочное бюро железнодорожного вокзала, узнал, как можно добраться до Ставрополя. Достал сканер, начал обследовать квартиру. Через час нашел первую радиозакладку, она была спрятана в розетке, вторую обнаружил на кухне, и еще одну — в ванной комнате. Все снял и добросовестно спустил в унитаз. Эта игра с «жуками» меня начинала забавлять.
Звонок владельцам квартиры. Сообщаю, что завтра выезжаю после обеда, оплатил гостиницу я за неделю вперед, деньги назад не требую. У людей праздник. Я богатый человек, могу позволить себе такие щедрые жесты.
Для окончания задуманного абсурдного плана мне не хватало еще нескольких мелочей. После очередной вылазки в город я приобрел маленький детский брелочек с десятью кнопочками различных цветов. При нажатии кнопочки раздавалась мелодия. Каждой кнопке соответствовала своя мелодия. Маленькая лазерная указка тоже пригодится.
На следующий день я погрузился в плацкартный вагон, — купейных не было, и отправился я в Ставрополь.
Сумку держал на виду, я же должен был показать, что она мне ценна. Куртку снял и положил в металлический рундук.
В вагоне было много казаков. Раньше я относился скептически к этим ребятам, носившим форму образца прошлого века. Порой даже посмеивался, не понимал их. Это было до тех пор, пока не увидел, как эти мужики дерутся в Приднестровье и Чечне.
Оставили свои дома, семьи, работу и поехали на войну. Совершенно добровольно. Им никто за это не платил ни копейки, и военные использовали их на всю катушку.
Кидали их на самые тяжелые участки. Многие гибли. Потери казачьи не входили в официальные отчеты. Но они спасали солдатские жизни. Так было и в Приднестровье, и в Чечне. Им не надо было объяснять, зачем они воюют. Они не скулили, не жаловались на жизнь. Они просто воевали за Россию, за Родину.
А если гибли, то не входили в официальную статистику. Они гибли за солдат.
Вот и сейчас из их разговоров я понял, что они ехали на помощь своим собратьям — казакам в Ставропольский край, обустраивать границы с Чечней. И разговор шел о том, что надо отрывать рвы, возводить большие земляные насыпи. И что надо вооружаться.
Здесь же ехали ходоки из Ставрополья. Они рассказывали, что как только в августе подписали мир-капитуляцию, так тут же начался угон скота, воровство.
Воровали все. И технику и детей и мужиков и женщин. Очень много женщин было изнасиловано, а затем убито.
Часто требовали выкуп за похищенных. Скидывались всем миром, чтобы выкупить земляка. Но было и так, что деньги забирали, а пленного не возвращали, или сообщали, где труп, или возвращали инвалида.
Много народу за два месяца сгинуло в тех краях. Милиция ничего поделать не могла. Как только бандиты скрывались на чеченской территории, так погоня тут же прекращалась.
Были и стихийные митинги, казаки требовали оружия, писали письма Президенту. Приезжали краевые власти, качали головой, обещали помочь, но все оставалось по-прежнему. Когда же казаки пытались самостоятельно вооружится, кто чем мог, милиция отбирала оружие, но никого, слава богу, в тюрьму не сажала.
