То же самое он уже говорил, еще в гостинице.
И ответ был тот же самый.
– Да пошел ты… – бросил Ковальски, направляясь к закрытой двери.
Грей присоединился к нему, не отставая ни на шаг. Они распахнули стальную дверь, открытую днем, но запирающуюся на ночь. За каждым их движением следили – кто подозрительно, кто с ненавистью, но большинство равнодушно.
За дверью находился внутренний дворик между тремя зданиями. Небо над головой заслоняли пешеходные переходы и различные шаткие сооружения, но непрерывно моросящий дождь все-таки находил дорогу вниз, стекая слезинками со всех поверхностей. По периметру двора тянулись импровизированные магазинчики, в том числе мясная лавка с ощипанными гусями, свисающими с крючьев, табачный ларек, винный магазин и даже кондитерская, на прилавках которой пестрели товары, слишком яркие и жизнерадостные для такого унылого места.
– Лестница вон там, – указал Ковальски.
Судя по всему, единственным путем наверх были открытые лестницы, карабкавшиеся по стенам всех трех зданий. Грей понятия не имел, в котором из трех строений разместилась триада «Дуан чжи» – и имело ли это какое-нибудь значение.
Поэтому они с Ковальски подошли к ближайшей лестнице и начали подниматься вверх. Расчет заключался в том, чтобы обходить комплекс до тех пор, пока их кто-нибудь не остановит – предпочтительно тот, кто не станет сначала стрелять, а только потом задавать вопросы.
Оставив самостийный торговый комплекс внизу, Пирс и Ковальски поднимались все выше и выше, к жилым этажам. Проходя мимо открытых дверей, Грей заглядывал в них. Квартиры представляли собой весьма странное зрелище. От пола до потолка возвышались составленные в штабеля большие коробки из стальной проволоки, похожие на кроличьи клетки. Внутри сидели или лежали люди. Судя по всему, они могли позволить себе только такое жилище. Однако обитатели клеток делали все возможное, чтобы превратить их в отдельный дом: стены были завешаны бамбуковыми циновками или шторами, сделанными из куска брезента. Кое-где даже светились экраны телевизоров. Из всех клеток вырывались густые облака табачного дыма, которому все равно не удавалось полностью заглушить запах немытых тел.
Мимо пробежала жирная бурая крыса.
– Умная тварь, – пробормотал Ковальски.
Проходя по площадке десятого этажа, Грей заметил направленный на лестницу стеклянный глаз камеры видеонаблюдения. Работа триады.
– Вероятно, мы поднялись уже достаточно высоко, – наконец сказал он. – Несомненно, за нами уже наблюдают.
Поднявшись на следующую площадку, Пирс свернул с лестницы, направился по открытому коридору, выходящему во внутренний двор, и остановился перед объективом камеры видеонаблюдения. Медленно подняв руку к ремню, двумя пальцами вытащил пистолет и положил его под ноги. Ковальски проделал тот же самый ритуал с автоматом.
– Я хочу встретиться с Гуань-инь, главой «Дуан чжи», – громко произнес Грей, обращаясь к видеокамере и всем, кто его слышал.
Ответ последовал незамедлительно.
Впереди и сзади хлопнули двери. В коридор вышли четверо со стальными прутьями и длинными ножами.
Похоже, о мирной беседе придется забыть.
Пригнувшись, Грей ударил ногой ближайшего к нему боевика по колену. Тот повалился назад, и коммандер с силой ткнул ему кулаком в горло, отчего тот повалился на пол, судорожно пытаясь отдышаться. Грей присел, уклоняясь от рубящего удара ножом, едва не сбрившим ему волосы на макушке, и подобрал свой пистолет. Подскочив к нападавшему вплотную, Грей перехватил его руку, заламывая ее, обхватил шею противника и приставил дуло пистолета к его уху.
У него за спиной Ковальски оглушил первого противника и выхватил из его обмякшей руки стальной прут. Стремительно развернувшись, великан ударил второго боевика по плечу. Выпавший нож с громким стуком упал на пол.
Ковальски с предостерегающим видом снова поднял прут, но его противник попятился назад, прижимая руку к разбитому плечу.
Грей снова повернулся к видеокамере.
– Я только хочу поговорить, – отчетливо произнес он.
В доказательство своих слов он отпустил боевика и оттолкнул его прочь. После чего опять наклонился и положил пистолет на пол. Затем поднял руки, показывая камере пустые ладони.
Ему хотелось верить, что это нападение было лишь испытанием.
Грей ждал, чувствуя, как по спине текут струйки пота. Казалось, во всем комплексе воцарилась полная тишина. Даже отголоски звуков телевизоров и радио смолкли.
Внезапно позади Грея раздался рев Ковальски:
– Неужели никто из вас не говорит по-английски, черт побери?
В дальнем конце коридора открылась дверь.
– Я говорю.
Из тени в коридор вышла фигура. Это был высокий мужчина с забранными в пучок седыми волосами. Хотя ему было уже за шестьдесят, в каждом его движении сквозила грация силы. В одной руке старик держал длинный изогнутый меч, старинный китайский клинок дао. Другая его рука лежала на рукоятке торчащего из кобуры «ЗИГ-Зауэра».
– Что вы хотите сказать нашей достопочтенной повелительнице?
Грей понял, что неправильный ответ будет стоить им жизни.
– Передайте ей, я принес известие относительно дочери Май Фыонг Ли.
Судя по безучастному лицу старика с мечом, это имя ему ни о чем не говорило. Ничего не сказав, он развернулся и спокойно удалился за дверь.
И снова оставалось только ждать. Один из охранников рявкнул что-то по-китайски, заставляя Грея и Ковальски отступить на несколько шагов назад, чтобы другой смог забрать их оружие.
– Становится все лучше и лучше, – вполголоса заметил Ковальски.
Напряжение возросло, как натянутая рояльная струна.
Наконец вернулся старик, снова появившийся из полумрака за дверью.
– Наша повелительница милостиво согласилась встретиться с вами, – объявил он.
Грей почувствовал, как узел в груди слегка ослаб.
– Но если ей не понравится то, что вы скажете, – предупредил старик, – ее лицо будет последним, что ты увидишь в этой жизни.
Грей в этом не сомневался.
08 часов 44 минуты
Сейхан очнулась в кромешной темноте.
Она осталась неподвижно лежать. Инстинкт выживания восходил к жестоким годам, проведенным на улицах Бангкока и Пномпеня. Сейхан ждала, когда рассеется туман у нее в голове. Из черного колодца медленно поднимались воспоминания. Ее схватили, усыпили каким-то наркотиком, завязали глаза. Судя по ощущению вгрызающихся в плоть веревок, запястья и щиколотки ей также связали. На глазах у нее по-прежнему оставалась плотная повязка, однако просачивающийся через края свет позволял предположить, что сейчас уже день.
Но тот ли это самый день, когда ее схватили?
