– Так она ж вроде как не беременная, – заморгала Анисья.
– Но вы-то, когда относили братьям пистолет, были уверены в том, что Свиридова ждет ребенка?
– Я девушка бедная, деревенская. Запугала она меня. Застращала.
– Чем конкретно?
– У меня регистрация кончилась. И страховка. Выкину тебя, говорит, из Москвы. А так денег дам, квартиру куплю. Кто ж откажется?
– Вы хотя бы понимаете, Переверзева, что тоже получите срок?
– Ну так условно же?
– Это вам кто сказал?
– А разве нет? – испугалась Анисья. Вот тут даже камера, наверное, уловила, что она испугалась.
– Это суд будет решать.
– Я во всем чистосердечно раскаиваюсь!
– Ну а вы, – следователь всем корпусом развернулся ко мне, – гражданка Царева? Что вы скажете?
– Если человек по собственной глупости принял жалобы на жизнь за приказ убить, я-то здесь при чем? Мозги надо иметь, – пожала я плечами.
– Переверзева, в какой форме был передан приказ убить Свиридову?
– В какой, в какой… Видеть, мол, ее больше не хочу. Мне теперь все равно ничего не достанется из-за ее ребенка. Вот в какой, – вдохновенно продолжала топить меня Анисья.
Я уже прекрасно знала, что мне грозит в случае, если я буду проходить по делу как организатор похищения, и сколько схлопочу, если будет доказано, что по моему приказу похищенного человека убили. Это уже часть третья, так называемые отягчающие обстоятельства, «группой лиц», «с особой жестокостью» и так далее. Да еще «заведомо зная, что похищенная беременна». Там от пяти до пятнадцати светит, так я получу все пятнадцать, кто бы сомневался! Поэтому я буду стоять насмерть.
– Все это ложь, – мой голос был спокоен. – Меня просто неправильно поняли.
– Слово «убить» было произнесено, Переверзева?
– Так тут только дурак не догадается.
– Так было или нет?
– Я не помню. Может, и было.
– Ты врешь! – не выдержала я. – Здесь сказано много вранья, но это вранье самое гнусное. Я тебе не говорила, чтобы ты убила Анжелу. Никогда!
– Да вы сами не помните, что говорили, а что нет! – разозлилась Анисья. – Как вы ее только не крыли! И сукой черномазой, и дрянью крашеной, и по матушке.
– А в самом деле, Зинаида Андреевна, вы умеете материться? – развеселился вдруг следователь.
– Как бы я ее ни называла, смерти ей я никогда не желала, – твердо сказала я.
– Врет! – вмешалась Анисья. – Еще как желала! Да вы сами посудите: ее на улицу выкинули, а она работать не привыкла. Даже посуду за собой никогда не мыла! Вот и решила довести мужа до инфаркта, пока он по закону с ней не развелся. А как узнала, что он все наследнику отписал, так и взбеленилась: убей!
– Вроде все сходится, – усмехнулся следователь.
– Я не желала Анжеле смерти, – твердо повторила я. – Ни ей, ни ребенку. Когда узнала о беременности, просто хотела получить с мужа выкуп. Мне же надо на что-то жить? Моя бывшая служанка все не так поняла. Анисья, скажи наконец правду! – Я посмотрела на нее в упор.
– А я и говорю правду! – Она поспешно отвела глаза и умильно посмотрела на следователя. – Она – убийца! По ее приказу я действовала!
– Царева, это так?
– Ложь!
– Значит, не договорились, – подвел итог он. – Гражданка Перевезева, можете быть свободны. Пока. А с вами, Зинаида Андреевна, мы продолжим.
Анисья ушла, и мы остались вдвоем.
– Вроде бы все сходится, – повторил он. – И в то же время что-то не то. Я впервые вам посочувствовал и сам не пойму почему.
– Еще один прием? – усмехнулась я. – Теперь вы прикинетесь моим другом и станете по-дружески уговаривать меня признаться в убийстве.
– Да можете не признаваться. Против вас улик – вагон! Почему-то эта Переверзева мне неприятна, хотя я вроде бы должен сочувствовать ей, а не вам.
– Потому что она врет, а я говорю правду.
– Но улики-то против вас, Зинаида Андреевна!
– Вы мне тоже кажетесь порядочным человеком, – усмехнулась я. – Признаюсь, я думала о вас хуже. Скажите, если я найду свидетеля в свою защиту, вы мне поверите?
– Смотря что это будет за свидетель, – осторожно сказал он.
– Я признаю свою вину. Но хочу справедливости.
– Какая разница, кого вы хотели убить, мужа или его любовницу? Вы все равно планировали убийство.
– То есть от перестановки мест слагаемых статья не изменится?
– Абсолютно, – заверил он.
– Вся соль в трупе. В первом случае его нет, а во втором он есть.
– Вы это о чем?
– Мой муж жив-здоров. Следовательно, и статья другая. Я буду отрицать, что планировала его убийство. Да кто вам это сказал? Я просто хотела его развести на деньги!
– Я вижу, новые подружки вас подковали. Соседки по камере. Будете бороться за лишние пару-тройку лет свободы?
– А как же! Мне больше нравится та часть статьи Уголовного кодекса, где от четырех до восьми. И первая цифра меня привлекает гораздо больше, чем вторая. У меня еще есть шанс выйти на свободу молодой и красивой.
– Крепкие у вас нервы, Зинаида Андреевна, – уважительно сказал он. – Тогда мне придется устроить вам очную ставку с братьями Паниными. Я тоже буду бороться.
– Чтобы мне дали побольше?
– Это моя работа.
…Второй раунд я прошла чуть легче. Потому что братья вообще не помнили, как они убивали Анжелу. Не помнили, как везли ее тело в лес и закидывали ветками. Они почти ничего не помнили с того момента, как получили от меня первые деньги, аванс за похищение девушки. В тюрьме у них начался алкогольный психоз, и соображали они теперь с огромным трудом. Это была самая настоящая ломка. К тому же у обоих братьев открытые части тел, которые я видела, все были в синяках, и я гадала, сокамерники устроили им такой перформанс или служители закона постарались?
Но результат оказался налицо: Коля-и-Толя были полностью сломлены. И морально, и физически. Они могли говорить только «да» и «нет». В основном – «да».
– Вы признаетесь в том, что убили гражданку Свиридову?
– Да, – хором.
– И что приказ вам передала Переверзева?
Молчание.
– Анисья Переверзева.
– Ах, эта… Да!
– И пистолет тоже передала она?
– Да, – это Коля.
– Николай, вы мне кажетесь человеком более разумным. – «И мне тоже», – подумала я. – Объясните внятно: как это случилось?
– Да не помню я. Пили мы…
– Но что-то же вы помните?
