– Вот она, – кивок в мою сторону, – позвала нас. Велела девку украсть. Денег много пообещала. Ну мы и того… этого…
– Согласились?
– Да, – хором.
– После того как вы получили от гражданки Царевой деньги, вы стали на них пить?
– Ну.
– И долго вы пили?
Пауза.
– Когда ты, Коля, приходил ко мне, ты был трезвый, – напомнила я. – Я тебе еще виски налила.
– Николай, это вы принесли в квартиру Царевой пистолет?
– Видать, я.
– Вы что, этого не помните?
– Э-э-э… Вроде как помню. С похмелья я был.
– Я дала вам небольшой аванс, – напомнила я. – Как вы умудрились пить на него почти две недели?
– Так Анисья заходила, – заморгал Коля. – Ну, когда с пистолетом. Денег еще дала.
– Я ей не приказывала, – удивилась я, – чтобы она дала вам денег. И ничего ей для вас не передавала.
– Ну, дык… она, видать, сама. Для храбрости нам чтобы.
– Но…
– Царева, помолчите. Граждане Панины, в вашем доме нашли вещи, принадлежащие гражданке Свиридовой.
– Кому?
– Анжеле. Это имя вам знакомо?
– А как же!
– Вы ее раздели до того, как убить, или после?
– Да не помним мы… Пьяные были.
– Согласно экспертизе, на одежде, найденной в вашем доме, не обнаружено пятен крови.
Они оба заморгали. Я вздохнула. Это все равно что допрашивать платяной шкаф. Шкаф, откуда в тебе вещи? И почему ты шкаф, а, скажем, не холодильник? Да откуда он знает, почему он именно шкаф?
– Кто стрелял? – задал прямой вопрос следователь.
Братья переглянулись.
– Кажись, я, – сказал Коля.
– Вы точно это помните?
– Ну, дык… все говорят.
– А сами вы не помните, как стреляли в девушку?
– Не-а…
– Сколько же вы выпили?
– Ну, литра два.
– Литра два чего?
– Водки, само собой.
– На двоих? В этот день или в совокупности?
– Чего?
– Вот сколько уже раз! – с досадой сказал следователь. – Напьются так, что себя не помнят! Просыпаются рядом с трупом и за голову хватаются. Что? Как? И – в тюрьму на пятнадцать лет. Может, Анатолий стрелял, а не вы, Николай?
Молчание. Они действительно ничего не помнили. А после того как Коля приехал от меня с деньгами, вообще вошли в штопор. В затяжное пике, во время которого их и без того неповоротливые мозги совсем отключились. Их, насколько я поняла, задержали в состоянии сильнейшего алкогольного опьянения и грузили в машину, как дрова.
– Зачем же вы так пили? – спросил следователь.
– Видать, того… Девку поминали.
Точка.
Тут можно биться долго и с одинаковым результатом. Братья полностью признавали свою вину, но не помнили ничего из того, что случилось. Все решали показания Анисьи, которая как раз была трезвая. И отпечатки пальцев на оружии тоже являлись веской уликой. А еще найденные в доме у братьев женские вещи, указывающие на то, что несколько дней Анжела жила там.
– И как вас угораздило связаться с такими людьми, Зинаида Андреевна? – спросил следователь, когда братьев увели. – Вы не производите впечатления глупой дамы.
– А как же показания Анисьи? – усмехнулась я. – Она ведь сказала, что я тупая как пробка.
– Я ей не очень-то поверил. Но суд поверит. Он не будет разбираться, умная вы или нет. Важно, отдавали вы приказ о том, чтобы убить девушку, или не отдавали.
– Я такого приказа не отдавала.
– На сем и закончим. – Он развернул ко мне толстую папку. – Прочитайте и подпишите. А завтра продолжим.
– С кем мне еще предстоит очная ставка?
– Ваш супруг хочет вас видеть.
– Иван?
– Ведь он пока еще ваш супруг?
– Полагаю, теперь он точно подаст на развод. Не опасаясь больше, что я затаскаю его по судам, – горько сказала я.
– Возможно. Но перед этим он хотел бы с вами побеседовать.
– Что ж…
Утопающий хватается за соломинку. Я прекрасно знала, что не стоит ждать помощи от человека, предложившего нищенское пособие жене, с которой прожил почти четверть века. Но повторяю: утопающий хватается за соломинку.
И царица у окна села ждать его одна
Я ждала его два дня. Видать, мой Иван Иваныч собирался с духом. Не так-то просто сидеть лицом к лицу с убийцей любимой женщины, даже если эта злодейка – твоя бывшая жена, брошенная тобою и униженная. И у нее есть право мстить. Само собой, себя Иван Иваныч виноватым не считал. Конечно, это не он довел меня до такого состояния, что я решилась на отчаянный шаг: достала отрубленную кисть мулатки, которая вследствие рокового стечения обстоятельств оказалась рукой Анжелы. Я уже начала бояться, что он вообще не придет. А если придет, как мне себя вести?
– Ты поплачь перед ним, покайся, – советовали товарки. – Сердце не камень. Авось он тебе поможет. Адвоката хорошего даст.
– Да нет у него сердца!
– Все равно поплачь. Господь милосерден.
– Да не верю я в Бога! То есть знаю, что ему не до нас. Он занят мироусовершенствованием в целом. Мой плач он вряд ли услышит.
– Вон ты какая…
– Уж какая есть. Да муж, похоже, и не придет.
Он все-таки пришел. Уж не знаю, как Иван Иваныч этого добился, но в комнате для свиданий мы были одни. Разговор состоялся с глазу на глаз. Сначала мы просто молчали. Первая фраза, которую он сказал, была:
– Не ожидал от тебя, Зинаида.
Я чуть было не огрызнулась по привычке: «А чего ты ждал? Что я утрусь и отползу в пещеру, в убитую однушку в глубокой провинции, дожидаться своего конца, жуя сухари и запивая их морковным чаем? И буду утешаться старыми фото, вздыхая о былом величии. Об этом ты мечтал? Извини, что я тебя разочаровала».
Именно эта фраза вертелась у меня на языке: «Извини, что я тебя разочаровала». Но я сдержалась, сказала смиренно:
– Я не желала ее смерти. Это какое-то недоразумение.
– Недоразумение?! – Иван Иваныч, не моргая, уставился на меня. – Ты велела отрубить ей руку! Ты… ты чудовище! Я всегда это знал, но чтоб так… – сказал он потрясенно.
– Я не приказывала рубить ей руку! И вообще не приказывала ее убивать! Наоборот! Лелеять и холить! Это все два идиота, Коля и Толя! И третья идиотка – Анисья! Которая все не так поняла, а потом меня слила, чтобы самой остаться чистенькой!
