– Ну а уж я вам отплачу! – пообещала Анюта. Лицо ее сияло.
«Ты уже и так много для меня сделала», – подумала я, машинально поглаживая листок с адресом Анисьи. Ну, предательница, готовься!
…Я сразу поняла, что мой домашний арест – чистая условность. Никто меня наручниками к батарее не приковал. Общение с родственниками не запретили, телефонные звонки тоже, ограничили только доступ в Интернет, но я им почти и не пользуюсь. Еще мне рекомендовали не покидать пределов территории, на которой находится дом моего супруга. И чтобы я по первому требованию являлась в Следственный комитет. Отвечать за меня взялись Иван Иваныч и его личный адвокат. Оба они ясно дали мне понять, что ходить за мной по пятам никто не будет. Более того, личный шофер Иван Иваныча заботливо заправил мою машину, залил полный бак бензина и не преминул сказать мне об этом. Без ведома хозяина он никогда бы этого не сделал. Мне словно говорили: езжай куда хочешь.
И я поехала по указанному Анютой адресу. У девушки оказалась прекрасная зрительная память, плюс ко всему она записала код домофона, который Анисья дала своим подружкам, чтобы те беспрепятственно прошли в подъезд. Она же не знала, что этот код попадет ко мне и я не премину им воспользоваться. Ехать пришлось недолго, Анисья «шикарно устроилась» за МКАДом, километрах в тридцати от столицы, в месте, где транспортные развязки явно не рассчитаны на такое количество домов. Пришлось потомиться в пробках. Но я согласна потерпеть, лишь бы был результат.
Я решила сделать Анисье сюрприз. Она сняла квартиру в доме, где покамест нет консьержа. Дом новый, его, судя по всему, сдали в эксплуатацию меньше года назад. Я поняла это по грохоту, который стоял вокруг, и по характерным звукам в подъезде. С таким энтузиазмом владельцы сносят стены, чтобы сотворить из типового жилья «нечто особенное». Мне даже не пришлось набирать код: навстречу вышел узбек в заляпанной спецовке, неся полное ведро белой краски. Я едва успела отпрыгнуть.
Дверь широко распахнулась, и я увидела полы в известке и свежевыкрашенные стены. Меня даже не спросили: куда, к кому, есть ли у меня ключ или хотя бы приглашение? Я не знала, как мы будем разговаривать, такой здесь стоял шум! Анюта ничего не напутала? Я не понимаю, чему тут завидовать? Разве только шубе.
На десятом этаже ремонт уже закончился. Все четыре двери были новенькие, я без колебаний повернула налево. Звонка нет, пришлось стучать.
– Да иду я, иду! – раздался за дверью знакомый голос. – Кто там ломится?
Дверь распахнулась. Именно распахнулась: Анисья открыла ее рывком и тут же об этом пожалела. Я, не давая ей опомниться, шагнула в прихожую:
– Ну здравствуй, подружка!
– Вы…
– Чаю не предложишь? Помнится, я была с тобой любезна.
Мне повезло: молотобоец сверху на время затих, а снизу заткнулась дрель. Поэтому Анисья не только меня прекрасно видела, но и слышала.
– Я не буду с вами разговаривать! – замахала руками она.
– А придется.
– Вы не имеете права! Уходите!
– Мне терять нечего. – Я открыла сумочку и запустила туда руку. – Я ведь теперь уголовница. В тюрьме ума быстро набираешься. Трупом больше, трупом меньше…
– Ой! – Она попятилась.
Я заперла входную дверь на ключ, который торчал в замке. Повернула его на два оборота и вновь занялась Анисьей:
– А ты думала, что разделалась со мной? Теперь только на суде увидимся? Но Иван Иваныч добился моего освобождения под залог!
– Он же обещал… – растерянно сказала Анисья.
– Значит, это он за все платит? Мой муж?
Она молча кивнула.
– Ну, показывай свои хоромы!
Я шагнула вперед с таким лицом, что она невольно попятилась. Она прекрасно знала про курицу с отрубленной головой. О крепости моих нервов на Новой Риге ходили легенды, Анисья и сама этому способствовала, сплетничая с соседской прислугой о моих «подвигах». Как я ем сырое мясо и как держу Иван Иваныча, которого все боятся, в ежовых рукавицах. И я слишком долго была ее госпожой, чтобы она так быстро выдавила из себя рабыню. Условный рефлекс сработал: Анисья меня испугалась и подчинилась. Я беспрепятственно прошлась по квартире.
Она и в самом деле неплохо устроилась. Здесь недавно сделали ремонт, не бог весть какой, но стены чистенькие, на полу ламинат цвета гречишного меда, а кухня, куда я в итоге оттеснила Анисью, сияет новенькими блестящими панелями: керамическая плита, импортная сантехника, двухкамерный холодильник…
– Неплохо, – похвалила я. – Мне повезло меньше. В камере душно и тесно, да и вид из окна не очень. И почему такая несправедливость? Мы ведь на пару это сработали.
– Я не виновата, – заныла Анисья. – Это все Иван Иваныч.
– Он хотел надолго засадить меня в тюрьму и велел тебе дать против меня показания?
– Ну да, – кивнула она. – Вы ж не давали ему развод.
– Хватило бы и четырех лет, – усмехнулась я. – Пятнашку-то за что?
– Вы ж сами во всем виноваты…
– Вот что. Расскажешь мне все, поняла? Всю правду. Иначе я… – Я угрожающе потрясла у нее перед носом сумочкой, в которой, признаться, самой криминальной вещью была металлическая пилка для ногтей. И тут в диалог вступил перфоратор. Мы обе вздрогнули.
– Правду, какую правду?! – прокричала Анисья под аккомпанемент адского строительного инструмента.
– Я знаю, что на самом деле все было не так! – прокричала в ответ я. – Рассказывай, что случилось с Анжелой?!
– Что?!
– Не было никакого похищения, так?
– Да что вы такое говорите! – Она явно растерялась.
– Где она, отвечай!
– Да в морге, где ж еще!
– Ты мне врешь!
– Что?!
– У вас с Иван Иванычем не получится засадить меня за убийство!
Дрель на минуту стихла. Снизу прицеливались к новой стене, а наверху перешли к оклейке квартиры обоями. Но там еще было много чего сверлить. Я невольно напрягалась, ожидая, что грохот возобновится.
– И как только ты все это выдерживаешь? – посочувствовала я Анисье. – Здесь же невозможно жить! Адский шум!
– Мы, бедняки, люди привычные.
– Хватит комедию ломать! Я ни единому твоему слову не верю, поняла? И докажу, что братья в Анжелу не стреляли! Их заставили в этом признаться! Потому что есть криминальный труп и есть два алкаша, которые ни черта не помнят! Осталось найти дуру, которую можно выставить заказчицей убийства!
– Да откуда вы знаете? – спросила она потрясенно.
– От Пушкина, – призналась я. Анисья, разумеется, приняла это за шутку. И уже хотела было расколоться, но помешал перфоратор.
Если вы когда-нибудь сами делали ремонт или ваши соседи делали ремонт, вы меня поймете. Разговаривать в такой обстановке совершенно невозможно. Тем более делать признания. Как можно откровенничать, перекрикивая дрель? Я это прекрасно понимала, поэтому сказала:
