Что касается моего внешнего вида – да пусть смотрит! На мне было красивое платье, волосы тщательно уложены, лицо умело подкрашено. Когда знаешь, что вскоре можешь всего этого лишиться, используешь любой повод принарядиться, даже ужин с нелюбимым супругом. Он, кстати, мои старания не оценил. Проглотил две ложки тыквенного супа и уставился, не моргая, змеиным взглядом, словно гипнотизируя меня. Вот же рептилия!
– Что с тобой, Иван? Пересолено?
– Я… неважно себя чувствую, – сказал он вместо «милая, ты замечательно выглядишь». Эгоист чертов.
– Сердце? – сочувственно спросила я.
– Только не делай вид, что тебе меня жалко, – поморщился Иван Иваныч.
– Ты все еще мой муж. Кстати, документы на развод готовы?
– Над ними работают мои адвокаты, – проскрипел он. Я невольно поежилась: потянула сквозняком. Царев в своем репертуаре.
– Передавай им привет, Иван. Я даже не буду это читать, так что не старайся. Подпишу, и все.
– Надо учесть все нюансы.
– Какие нюансы могу быть у ноля? Ноль с плюсом или ноль с минусом?
– Я всегда ценил твое чувство юмора, но в данном случае оно неуместно. Речь идет о серьезном деле: о разводе.
– Мы обо всем договорились. Тебе все – мне ничего. Я же сказала, что согласна.
– Ты подозрительно себя ведешь, Зинаида.
– Я подозрительно себя веду?! – Я чуть не расхохоталась. – Да побойся бога, Иван! Я осталась без копейки и нахожусь под следствием. Меня кругом обложили, словно волка красными флажками, и все, что я могу, – это скалить зубы и ждать, когда охотник всадит в меня пулю.
– Я не верю, что ты смирилась. Куда ты сегодня ездила? – спросил он подозрительно.
– Навестила свою давнюю подругу.
– У тебя нет подруг.
– Откуда ты знаешь?
– Я знаю про тебя все.
– Ешь лучше суп, Иван. Или, хочешь, я положу тебе брокколи? Анюта! Неси скорее горячее! – Я обернулась к дверям, где замерла навытяжку прислуга.
– Нет! – вздрогнул муж.
– Что с тобой? – заботливо спросила я. – Ты не хочешь есть?
– Скажи мне правду. Я за этим тебя сюда и позвал. А вовсе не… – он судорожно сглотнул. – Не брокколи есть.
– Как ты жесток! Тебе даже капусты для меня жалко! Впрочем, мне это только на пользу. Моей фигуре.
– Зинаида! Немедленно прекрати! Я не желаю вести разговор в таком тоне!
– Я желаю.
– Ты… – он замешкался. – Ты целиком и полностью от меня зависишь. Я требую отчета в твоих поступках! – взвизгнул он. – В каждом!
– Ну хорошо. Я ездила к Анисье.
– Зачем? – уставился он на меня. Его кожа была похожа на пергамент, безжизненная, сухая. Скулы обтянуты, щеки ввалились, а губы превратились в две тоненькие ниточки. Тем не менее он хотел жить, хотел один владеть многомиллионным состоянием, сидеть на сундуках с золотом, жуя брокколи и хлебая диетический тыквенный супчик.
Какая чудовищная несправедливость! Ну какие он может позволить себе удовольствия? Какими житейскими радостями насладиться? Он не курит, не пьет, не ест соленого, жирного, острого, сладкого, а теперь еще и женщин ненавидит! Солнце ему вредно, баня запрещена, мороз плохо влияет на сосуды. И вот эта мумия изо всех сил цепляется за жизнь, да еще и всем остальным ее портит!
– Отвечай, Зинаида!
– Я знаю, что в деле об убийстве Анжелы не все так однозначно.
– Что-о?
– Братья в нее не стреляли. Анисья в этом призналась.
– Еще в чем она призналась? – Он стал методично размешивать ложкой тыквенное пюре, словно хотел доказать повару, что в этой отвратительной оранжевой жиже есть комочки, и оштрафовать его за плохую работу. Ха! Повар, то есть миксер, постарался на славу! Поэтому муж переключился на меня: – Я хочу знать все подробности вашего разговора. Немедленно отвечай, Зинаида!
– А его не было. Не вышло никакого разговора. Мы просто перекинулись парой фраз под аккомпанемент работающего перфоратора. А потом Анисья тупо сбежала, чтобы не признаваться. Но я все равно ее отыщу.
– Ты знаешь, что случилось с Анжелой на самом деле? – спросил муж медленно, тщательно прожевывая каждое слово. Хотя я и так выдавала ему словесное пюре вместо полноценного выяснения отношений, да еще и маленькими порциями, чтобы не подавился.
– Конечно!
– И… что ты собираешься делать? – По его горлу прокатился комок, я это видела. Как же он болен! А все туда же: собирается мне мстить!
– Соберу доказательства и пойду в полицию. Следователь дал мне свою визитку и просил звонить в любое время суток. Кажется, я ему понравилась.
– Ты безнравственная женщина! Я всегда это знал!
– Теперь я прежде всего свободная женщина, Иван. И ты сам дал мне право флиртовать, с кем я хочу и когда хочу.
– Я тебе такого права не давал!
– А ты вспомни. Кто сказал: можешь снова выйти замуж.
– Но не за следователя же?
– А чем он тебе не нравится? Приятный мужчина, при должности, наверняка при деньгах. Шиншилловых шуб он мне, конечно, покупать не будет, но на хлеб с маслом нам хватит, даже если я не буду работать. А не исключено, что и на хлеб с икрой.
– Прекрати! – Он стукнул кулаком по столу. Вот как я его разозлила! – Ты затеяла опасную игру! Только помни – я тоже умею кусаться!
– Я прекрасно это знаю, Иван. Ты не тот человек, которому можно безнаказанно положить палец в рот. Ты мигом его откусишь. Но и ты усвой: я сделаю все, чтобы не сесть в тюрьму. Если братья не стреляли в Анжелу, то я тут ни при чем. Никакого приказа убивать ее я не отдавала. Следовательно, половина обвинений с меня снимается. Самая опасная для меня половина – убийство. Это лет десять, не меньше. За десять лет свободы стоит побороться, как ты думаешь?
– Ты обещала, что признаешься в убийстве, – напомнил он.
– Я обещала, что сделаю это на суде. Но не раньше.
– Когда ты собираешься звонить следователю?
– Как только получу доказательства. Хоть какие-нибудь.
– И… кто будет за все отвечать?
– Во-первых, Анисья. Ее вина гораздо больше, чем она говорит. Она вступила в сговор с преступником. Дала ложные показания. И она далеко не случайно переводит стрелки на меня. Иначе ей самой придется сесть, и надолго. Очень надолго. Во-вторых, преступник. Тот, кто устроил весь этот цирк. Вот кто будет за все отвечать по полной.
Он молчал. Жаль, что я тоже не могу читать его мысли. А он отлично умеет их скрывать. Вот и сейчас Иван Иваныч взял долгую паузу, а потом кивнул прислуге:
– Подавайте горячее.
Дальнейшая трапеза проходила в полной тишине. Наши клинки, иначе злые языки, слегка притупились, а пыл угас. Мне надоело доставать мужа, а ему учить меня жизни, словно маленькую девочку. Он понял, что я знаю гораздо больше, чем говорю, и насторожился. Я догадалась, что он боится меня спугнуть. Кажется, я двигаюсь в правильном направлении…
