Я потеряла дар речи. А Сонина встала, открыла гардероб,
выхватила оттуда еще одну бутылку коньяка, сделала прямо из горлышка несколько
судорожных глотков, шагнула вперед и рухнула лицом вниз.
В моей жизни был период, проведенный около мужа-алкоголика,
и с тех пор я очень хорошо знаю: невменяемо «накушавшегося» человека нельзя
оставлять лежать на полу. Даже на паркете, в теплом доме. Во-первых, пьянчуги
моментально схватывают воспаление легких, а во-вторых, от того, что они спят
слишком глубоким сном и не ворочаются, у них случаются травматические отеки.
Генка, например, месяц ходил с полупарализованной рукой – он отлежал себе
конечность во время очередного запоя. Как бы вам ни было противно, пьяницу
необходимо переместить на мягкое ложе, подсунуть под него матрас или толстое
одеяло.
Наверное, сейчас мне бы следовало молча уйти, ведь ничего,
кроме брезгливости, Катерина у меня не вызвала. Но нельзя же было оставить ее
валяться, словно тряпку. Женщина спала в крайне неудобной позе, неестественно
вывернув ноги. Протрезвеет и не сумеет встать.
Я наклонилась и потрясла Сонину за плечо.
– Ау, проснитесь!
Но никаких звуков, кроме натужного храпения, подруга
Смоляковой не издавала. О том же, чтобы самостоятельно приподнять тело
Катерины, речи не шло. Великолепно знаю, что спящий алкоголик подобен гранитной
глыбе. Пришлось идти за помощью.
Степа сидел у телевизора. Услыхав мои шаги, он оторвал
взгляд от экрана и спросил:
– Чего надо?
– Помоги, пожалуйста, поднять твою маму.
– Не, там мультик показывают, – замотал кудряшками
несчастный большой ребенок.
– Мама может заболеть.
– Не, потом.
– Степан, как тебе не стыдно, пошли быстро!
– Не хочу, – уперся тот юноша, – Нину Сергеевну зови.
– Кого?
Степа ткнул пальцем в стену.
– Там живет, она всегда маму домой приводит, если та
напьется. Не мешай, мультик интересный. Вон тот, в желтом, плохой, он хочет…
Я молча вышла из комнаты. Теперь брезгливость сменила
жалость. Легко мне, более чем обеспеченной женщине, живущей в окружении
беспроблемных детей, Зайки и замечательных подруг, осуждать Катю! Еще
неизвестно, во что бы я превратилась сама, если бы оказалась на месте Сониной.
Ноги шагали к двери, а мысли текли по своему руслу. Во что
бы превратилась? Ну, совершенно точно я не стала бы шантажировать Ми. И не
начала бы пить. Из любого положения можно найти выход, главное, не жалеть себя,
не хныкать, не стонать, а вылезать из «ямы», даже сбивая руки в кровь. Главное,
не сдаваться и помнить: любая, даже самая безысходная ситуация конечна, ужас не
бывает постоянным. Что-то случится, в конце черного тоннеля блеснет луч света,
но увидит его лишь тот, кто пойдет сквозь темноту вперед. Упавшему в начале
пути, моментально сломавшемуся, жалеющему себя человеку ничего не светит,
простите за нечаянный каламбур.
Дверь соседней квартиры распахнулась мгновенно, едва я
нажала на звонок. На пороге появилась полная, добродушная дама лет шестидесяти.
Безо всякого испуга она весело спросила:
– Вам кого, душенька?
– Нину Сергеевну, – улыбнулась я.
– Слушаю, милочка.
– Извините, пожалуйста, понимаю, что побеспокоила.
– Ничем особым не занята, просто глажу, – приветливо сказала
Нина Сергеевна. – Так в чем проблема?
– Пришла к Кате Сониной, – осторожно стала объяснять я, – по
делу, меня попросили ей пакет передать. Степан впустил в квартиру, а хозяйка…
Нина Сергеевна кивнула, потом повернулась и крикнула:
– Павлик, Женя!
На зов явились два парня лет по шестнадцать, похожие, словно
куриные яйца, крепкие, накачанные, явно регулярно занимающиеся спортом
мальчики.
– Детки, – велела Нина Сергеевна, – идите уложите Катю, а
Степу ведите сюда, в гостевую.
– Ясно, буся, – пробасил один.
– Понятно, – подхватил второй.
Нина Сергеевна поманила меня рукой.
– Проходите на кухню. Увы, моим внукам часто приходится
таскать Катю. То я ее на остановке найду, спящую, то в подъезде упадет. Самой
мне, естественно, женщину не сдвинуть, вот и прошу мальчиков. А Степа у нас,
можно считать, живет.
– Мало кто, как вы, не станет конфликтовать с
соседкой-алкоголичкой, – вздохнула я, – и уж совсем не знаю людей, которые бы
помогали пьяницам.
Нина Сергеевна поправила аккуратно завитые волосы.
– Я ощущаю свою вину перед Катей. Сама не пойму отчего. Ее
ведь предупреждали о возможных последствиях. Андрей Михайлович тоже переживает,
хотя он говорил Катерине, что благополучный исход всего в тридцати процентах
случаев бывает. Но бедная мать так измучилась! У вас есть дети?
– Да, – кивнула я, – двое.
Нина Сергеевна включила кофеварку и неожиданно спросила:
– Они наркоманы?
– Что вы! Нет, конечно. Сын адвокат, дочь мечтает стать
ветеринаром, но они даже не курят, – изумленно ответила я.
– Тогда вам не понять Катюшу, – горестно кивнула Нина
Сергеевна и, поставив передо мной небольшую чашку, над которой поднимался
упоительный аромат, продолжала: – Только женщина, прошедшая с ребенком через ад
героиновой зависимости, правильно оценит произошедшее с Катей.
Я отхлебнула замечательного кофе и уточнила:
– Хотите сказать, Сонина наркоманка?
– Нет, нет. На игле сидел Степан.
Я чуть не подавилась кофе.
– Степа?
– Да, – грустно ответила Нина Сергеевна, – поэтому он теперь
такой.
Я очень удивилась.
– Но мне сказали, что парень стал таким по причине операции,
впал в кому.
– Верно, – кивнула Нина Сергеевна, – большое чудо, что он
вообще жив.
– Но при чем тут героин? А! Сообразила! Ему кололи наркотики
в период реабилитации? Снимали ими боль?
Нина Сергеевна пододвинула ко мне коробочку конфет.
– У вас не совсем верная информация. Если обладаете
свободной минуткой, могу изложить историю, может, тогда не станете осуждать
несчастную Катю.
