Бедная молодая мать растерялась и бросилась к Рыбкиной. Лена
в то время обитала в крохотной комнатенке в коммуналке. Но, несмотря на свои
стесненные обстоятельства, она сказала:
– В тесноте, да не в обиде! Перебирайся ко мне.
Наступило время тотальной нищеты. Никита оказался
болезненным ребенком, требовавшим постоянного ухода. Помощи ждать было
неоткуда. Марсик моментально развелся, потом сунул кому надо взятки, и Ми
внезапно вновь оказалась прописанной у матери. Комната в коммуналке, которую
выбил для своей дочки Олег Сергеевич Смоляков, отошла Марсику в единоличное
пользование.
Другая бы женщина подняла скандал, обратилась в милицию, в
суд… Но Милада не обладала бойцовским характером. Кроме того, у нее на руках
был Никита, занимавший все ее время. Молодой матери было очень трудно, в первую
очередь материально. Трудно до такой степени, что она один раз расплакалась у
кроватки и в припадке отчаяния воскликнула:
– Вдруг Наина не соврала? Может, действительно под паркетом
лежат деньги?
– Что? Где? Какие деньги? – изумилась Рыбкина.
Смолякова осеклась, но поздно. Настойчивая Елена вытряхнула
из подруги правду об аварии и всем прочем. Рыбкина не стала впадать в истерику,
заламывать руки и возмущаться глупостью Ми. Нет, она сказала:
– Бог – он все видит! Еще посмотрим, кто окажется на коне,
ты или Марсик. Отольются ему твои слезы, подавится он любовью Милады
Смоляковой…
А после сего высказывания укатила в Тверь. Назад Лена
явилась через день, вошла в комнату, упала на единственную кровать, где они с Ми
спали валетом, и обморочным голосом доложила:
– Дом стоит на месте, в квартире, похоже, давно никого нет,
паркетина отковырялась, а под ней… во!
Трясущейся рукой Лена выудила из сумочки толстые пачки
сторублевок и несколько бархатных коробочек.
– Не может быть… – прошептала Ми. – Господи, сколько
деньжищ!
– Много, – кивнула Лена. – Ладно, стану действовать. С нами
в школе Пашка Роков учился, помнишь его?
– Да, – ответила Ми.
– Его отец теперь крупная шишка в Моссовете, – задумчиво
произнесла Рыбкина. – В общем, сама займусь делами.
– Наверное, надо отдать деньги родственникам Наины, – тихо
возразила Ми.
Лена прищурилась.
– Нет. Она оставила их тебе. Для Никиты! Ты не имеешь права
лишать ребенка средств.
Из «клада» получилась двухкомнатная квартира, и Ми ощутила
себя счастливой…
Добравшись до этого места своего повествования, Смолякова
замолчала и уставилась в окно.
– Вот почему вы всегда оправдываете Никиту! – вырвалось у
меня. – Ощущаете вину перед Наиной и благодарность за деньги!
Ми покачала головой.
– Все сложней. Кит мне родной сын. Да, общей крови у нас
нет, но мы вместе буквально с его рождения. Наине я благодарна безмерно. Кабы
не тот ключ, неизвестно, как бы мы выжили! А так и дом у нас свой появился, и с
голоду мы не умерли, потому что продавали найденные ценности. Наина спасла
жизнь мне и сыну!
– Своему сыну! Это вы избавили младенца от горькой судьбы
сироты!
– Я фактически скрыла убийцу Наины, – покачала головой Ми. –
Марсик был пьян, вот и не справился с управлением. На нем не осталось ни
царапины, а Наина умерла от травмы позвоночника. Получается, я убила ее.
– Не вы, а Марсик, – напомнила я.
– И я хороша – скрыла убийцу!
– Вы спасли мужа, надеясь жить с ним много лет вместе.
– Верно, – кивнула Ми, – но получилось, что мое желание
ерунда. Потом-то я поняла: Марсик на самом деле женился не на мне, а на папе.
Ему показалось выгодным породниться с дочкой всемогущего Смолякова, а отец умер
спустя несколько месяцев после свадьбы, да еще ребенок получился. Но все это я
поняла не сразу, сначала очень ругала себя, ведь, если честно, была не лучшей
женой – готовить не умела, хозяйство вела хуже некуда.
– Послушайте, Милада, – возмутилась я, – а за большевистский
переворот, который затеял Ленин, вы вины не ощущаете, а?
– Нет, – серьезно ответила Ми, – меня тогда в живых не было.
Я сердито хмыкнула.
– Есть такая рыба фугу… – вдруг горько заговорила Ми, –
красоты необыкновенной, внешне милое создание, но дико ядовитая. Похоже, я из
этой же породы. Моя любовь приносит лишь вред. Вот Никита…
– Знаю, что он сидел, – перебила я Смолякову.
– Ладно.
– И в курсе, что Сонина шантажирует вас.
– Бедная Катя… – вздохнула Ми. – Вообще-то я бы и так дала
ей денег, ведь у нее большое горе с сыном.
– Я слышала про зависимость Степана от героина. Я так
понимаю, что вы плюс к ежемесячной дотации еще и купили Кате квартиру.
– Ну… да.
– А она обвинила вас в инвалидности Степы!
– Катя очень устала и…
– Милада! Ну нельзя же, право, быть такой беззубой! –
заорала я. – Сонина мерзавка! Шантажистка!
– Ее просто жизнь загнала в угол, – тихо ответила Ми, – вот
и пришлось выбираться оттуда, используя любую возможность. И потом, я ведь
зарабатываю большие деньги, должна делиться.
– Должны? Почему? Вы же ничего не украли!
Смолякова сгорбилась.
– Тоже верно. Но отчего-то так странно получается, что я
всем должна. Бегаю, словно загнанный заяц, хочу людям угодить, стать хорошей.
– Надеетесь услышать от окружающих: «Ты самая
замечательная»?
– Ну… да, – призналась Ми.
Я молча смотрела на писательницу. Все наши беды и комплексы
родом из детства. Миладу просто затретировала мамаша, и вот результат: сколько
лет бабе, достигла славы, заработала кучу денег, а выпрямить спину не может.
Ой, беда! Ми катастрофически не повезло. Интересно, кто-нибудь говорил ей о
любви искренно, без желания потом использовать женщину? Ведь и правда – муженек
в прежние годы держал ее в качестве домашней рабыни, нынешние родственнички
считают чем-то вроде кошелька… Но вслух свои мысли я озвучить не смогла, с губ
сорвалась совсем иная фраза:
– Господи, что же натворил сейчас Никита, если вы решились
убежать?
Ми слегка побледнела.
