Мемуары начинались с того дня, когда Уиллет записался добровольцем в армию. Дальше автор рассказывал о боевых товарищах, с которыми он вместе был в тренировочном лагере, а потом и сражался. Написаны мемуары были хорошо и человечно. Война живо вспомнилась Ратлиджу.
— А вы читали его книгу? — спросил он, поднимая голову.
— Только начало. Остальное показалось мне слишком тяжелым. Как ужасно, должно быть, знакомиться с людьми, дружить с ними… А потом их убивают или калечат у тебя на глазах! Я прочла о каком-то капрале, с которым он дружил еще до войны — кажется, они вместе служили в Тетфорде. За месяц до Компьенского перемирия его подстрелили, и он умер у Бена на руках. — Синтия покачала головой, словно стараясь отогнать неприятную картину. — Я бы такого не вынесла!
Стараясь не выдавать волнения, Ратлидж заметил:
— Да, такое бывало часто.
Он еще немного полистал книгу; его внимание привлек отрывок в начале страницы:
«Уже несколько недель я не получал писем из дому, а потом вдруг увидел одного знакомого офицера. Он жил рядом с моей деревней. Его ранили в плечо и отправляли в Англию для дальнейшего лечения. Я попросил у него узнать, как поживают мои отец и сестра. Немного раньше до меня дошли слухи, что одного из моих братьев, также служивших во Франции, убили. Вестей о другом брате, который попал во флот, я не получал. Капитан Ф. сказал, что собирается поехать в Эссекс, как только подлечится, и обещал узнать, как дела у моих родных. Но я так и не получил от него весточки. Должно быть, он скончался в госпитале; насколько мне известно, во Францию он не вернулся. Какое-то время я спрашивал о нем. Я надеялся, что он выздоровел и что ему не пришлось ампутировать руку. Инвалидности мы все тогда боялись больше смерти. Наконец, я получил письмо от сестры и узнал, что Джозефа тоже убили. Сестра умоляла меня вернуться домой живым. В тот день я шел на позиции с тяжелым сердцем; по-моему, мстя за Джозефа, я убил много немцев…»
Ратлидж уже собирался спросить мисс Фаррадей, читала ли она эту главу и не считает ли, что капитан Ф. может быть Джастином Фаулером. Но он вовремя прикусил язык, так как вспомнил: она говорила, что могла бы полюбить Фаулера. Судя по дате, запись, касавшаяся капитана Ф., была сделана летом 1915 года. И насколько он мог судить, прочитав несколько следующих дневниковых записей, больше автор о капитане Ф. не упоминал. Конечно, чтобы убедиться наверняка, надо было прочесть всю книгу от корки до корки.
— Вы нашли что-нибудь интересное? — спросила Синтия, внимательно наблюдавшая за тем, как он читал.
— Книга навевает воспоминания, — уклончиво ответил Ратлидж.
Она кивнула:
— Так я и думала.
Ратлидж взял вторую книгу — она оказалась гораздо толще первой. После мемуаров Уиллет переключился на беллетристику. Книга называлась просто: «Марианна».
Действие разворачивалось в Париже во время войны. Сюжет был основан на том, что главный герой, Браунинг Уорден, искал женщину, с которой познакомился еще до войны, когда занимался контрабандой и часто наведывался во французские порты.
Хэмиш заметил: «Знаешь, вряд ли такое понравилось бы его родне».
Может быть, именно поэтому Уиллет и не спешил хвастать перед своими односельчанами. А может быть, ему казалось, что им не следует рассказывать о том, кем он стал. Ведь ему с трудом удалось сломить сопротивление родных и соседей, когда он решил уехать из родной деревни и поступить в услужение.
Ратлидж обратился к Синтии Фаррадей:
— А вторую книгу вы прочли?
— Да. По-моему, она неплохо написана.
Известно ли ей, насколько правдива и автобиографична вся история?
Ратлидж снова принялся листать книгу, отыскивая ту главу, набросок которой попался ему на глаза в Тетфорде. Вскоре он нашел, что искал. В окончательном варианте автор на удивление точно описывал разрушенную войной французскую деревню, тогда как в черновике он еще плохо представлял себе материал. А вот героиня по сравнению с черновиком сильно изменилась. Насколько помнил Ратлидж, в тетради она была черноволосой и темноглазой; должно быть, Уиллет писал ее с девушки, которую помнил с детства. В книге же у героини были темно-русые волосы, да и говорила она очень похоже на Синтию Фаррадей. Интересно, узнала ли она себя?
Первые страницы, на которых описывалось, где жил Браунинг Уорден, невольно навевали воспоминания о Фарнэме, хотя Уиллет переименовал и деревню, и реку. Уединенность, болота, темная река, где он учился ходить под парусом, поездки во Францию — все говорило о том, что ему такая жизнь была известна не понаслышке. Первая встреча с девушкой, которую он потом будет искать во время войны, ее более поздние розыски раненого солдата, который отказался жениться на ней, стали воплощением замысла, наметившегося еще в Тетфорде.
Поняв, что зачитался, Ратлидж отложил книгу в сторону.
— Вы правы. Уиллет был неплохим писателем. Кстати, вы не знаете, о чем должна была быть его третья книга?
— О чистом зле, — ответила Синтия. — Так он сам сказал однажды. Он собирался исследовать природу человеческих пороков… К сожалению, подробностей я не знаю. Сам Бен не слишком охотно делился своими замыслами. Сказал лишь, что в книге найдет отражение то, чему он был свидетелем на войне и что узнал о героизме и жестокости. Сам он называл свой замысел честолюбивым. И Гертруда Стайн,
[6]
кем бы она ни была, считала, что то, что она прочла, прекрасно.
— Две первые книги были основаны на биографии самого Уиллета. На его военных впечатлениях, любви к девушке, на которой он не мог жениться… Не обойдена и тема контрабанды, промысла, о котором он тоже знал не понаслышке. Интересно, не о том ли шла речь в третьей книге?
— Вы хотите сказать, что там на самом деле занимались контрабандой? В Фарнэме?! Что Бен тоже принимал во всем участие? — Синтия покачала головой. — Должно быть, вы ошибаетесь. Ему нравилось наблюдать за тем, как прошлое определяет будущее. И к действительности его книги не имеют никакого отношения.
Значит, Уиллет обманывал ее. Зачем? Чтобы оградить от неприятностей? Или, наоборот, чтобы защитить жителей Фарнэма?
Помимо одного беглого упоминания капитана Ф., Ратлидж пока не нашел в книгах Уиллета ничего, что могло бы вызвать у кого-то желание его убить. Или свидетельствовавшего о том, что Рассел в самом деле убил Джастина Фаулера.
Он с сожалением отложил книги в сторону.
Синтия Фаррадей сказала:
— Не мое дело судить о его творчестве, да я и не особенно разбираюсь в литературе. Но мне кажется, что вторая книга гораздо более зрелая, чем все, что он написал до войны. Он успел повидать мир. И гораздо лучше стал понимать то, что пытался сказать. Деньги, которые я ему дала, не пропали даром. Представляете, каким должен был показаться ему Париж после Фарнэма — или даже после Тетфорда?
