— Я хотела у тебя спросить вот что… Как ты думаешь, Маринка вернется? В смысле — сюда, домой, вернется?
Я не думаю — я точно знаю, что этого никогда не будет. Мы обсуждали эту тему в Турции летом, Маринка плакала и жаловалась на забугорную жизнь и на то, что путь домой отрезан навсегда благодаря во многом Хохлу.
— Нет, они никогда не вернутся.
Виола выпускает облако дыма, задумчиво смотрит поверх моей головы.
— Знаешь, за что я тебя терпеть не могу?
Мне абсолютно все равно, я уже решила для себя, что в следующий раз остановлюсь не у нее, а у Даши, в городе, в ее маленькой квартирке с видом на набережную. Так что Виолины излияния мне до лампочки, если честно. Но ей надо выговориться, я это вижу.
— Ты появилась, и наши отношения с Маринкой пошли на спад. Она почему-то стала доверять тебе больше, чем мне.
А что тут удивительного? Маринка живет по самурайскому кодексу, согласно которому спасший обязан спасенному (могу, конечно, соврать, но, кажется, она так говорила). И потом — я никогда не лезла к ее мужикам, ни к кому из них. В отличие от Веточки. Я знаю, что Маринке было все равно, если, конечно, это не касалось Малышева, а вот связь с Хохлом ее абсолютно не беспокоила, и если сам он этого стыдится, то Маринка всегда хохочет и подначивает мужа. И есть еще кое-что… Я не ищу выгоды от дружбы с ней. Мне это не нужно. И не потому, что я такая хорошая, — нет, просто у нас совсем другие отношения. Я никогда не попрошу денег, а она не предложит, зная, что обидит меня этим. Вот и весь секрет, собственно.
— Как ты ухитрилась так быстро влезть к ней в душу, к ней, которая вообще никогда с женщинами отношений не поддерживала? Я была ее единственной подругой!
О, ну вот, в вас и заговорила ревность, Виола Викторовна! Еще бы!
— Вет… ну к чему эти разборки, а? Что нам делить? У вас с ней — одно, у нас — другое. Не бывает одинаковых отношений ни в любви, ни в дружбе. Ведь так?
— Так, — кивает со вздохом Ветка. — Кофе еще будешь?
— Давай…
Глаза уже режет от дыма, но я получаю удовольствие от запаха кофе, смешанного с сигарным ароматом.
— Хочешь, я тебе погадаю?
Мой взгляд, видимо, сказал ей все, и Виола смеется:
— Ну и правильно. Я сама не люблю тех, кто пытается заглянуть в свое будущее. Все равно ведь ничего не поправишь, так какой смысл?
Н-да, и это говорит человек, регулярно «посещающий» чужие головы с целью узнать, что там творится! Смешно, однако…»
Дочитав фразу, Коваль фыркнула. Но ее смешок относился вовсе не к мыслям Маши о Ветке, а к ее словам о «Господине Хозяине». Успешно завоевавший кресло мэра города Бес, по всей видимости, не терял времени даром и развернулся на полную катушку. Марина не сомневалась в том, что родственничек использует свое нынешнее положение на всю мощь. Воспоминания о Гришке сразу вернули ее на грешную землю — буквально неделю назад к ней явился человек с тем самым письмом от дорогого Григория, где содержалась скромная просьба — дать ему взаймы круглую сумму. Сперва это письмо позабавило Марину — ну, Бес в своем репертуаре — имея возможность залезть в городской бюджет, старается соблюсти приличия, а потому пошел по проторенному пути — основательно потрясти жену брата, что он пытался сделать не раз и не два, но почти всегда безрезультатно. Благо в руках у Гришки всегда есть пара козырей, какой-нибудь компромат на Марину или что-то еще по мелочи. И все бы ничего, если бы не приписка мелким почерком: «А то придется огорчить твоего сына, хоть мне это глубоко противно, ибо племянник он мне». Именно эта фраза вывела Коваль из себя. Родственничек пустил в ход тяжелую артиллерию. Только Бес мог позволить себе шантажировать ее этим знанием. Хохол всегда предупреждал ее о том, что, усыновив мальчика, она приобретает дополнительный мощный рычаг воздействия на себя — ибо чем же еще шантажировать женщину, как не единственным сыном, но позволить ребенку своего любимого мужа Егора Малышева пойти по детдомам Марина не могла.
Разумеется, денег ей было не жаль, хотя она прекрасно понимала, что «взаймы» для Беса — просто красивое слово, не более. Однако его попытка приплести сюда Грегори — Егорку — решила дело не в пользу Гришки. Коваль собиралась раз и навсегда отучить зарвавшегося родственника от подобных фокусов, только пока не придумала как.
Хохлу, зная его взрывной характер, Марина не сказала ни слова о письме, решив справиться самостоятельно — так бывало не раз.
«В город мы все-таки с Геной съездили. Ветер немного стих, и мы погуляли везде, где хотели. Сколько всего тут связано с Маринкой! Столько мест, принадлежавших ей раньше, мест, что построил Малышев, где происходило что-то знаменательное для нас…
Нащелкала целую флешку фотографий. Хотя, если честно, не очень понимаю, зачем это нужно. Припадки мазохизма, не иначе. Но это не мое дело — попросили, я сделала.
С Виолой простились почти по-родственному, обнялись. Она даже слезу утерла».
Дальше шли приветы и краткое перечисление последних новостей от самой Маши. Коваль отодвинула от себя ноутбук и сжала пальцами переносицу. Хохол, сидевший в кресле напротив, обеспокоенно посмотрел на жену:
— Мариш, ну что ты?
— Я чувствую себя жуткой сволочью, Женька… Я заставляю человека бросить семью, ребенка, работу — и ехать к черту на рога ради моей прихоти.
— Ну, ты ведь знаешь, что Мышка не из тех, кто будет делать то, чего не хочет, — пожал плечами Хохол и потянулся к пачке сигарет.
— Знаю, но… Ты ведь понимаешь, что ею движет в данном случае, да? — она встала и нервно заходила туда-сюда по комнате.
— Маринка, ты так и не научилась избавляться от чувства вины. Ну, выяснили ведь все, и Мышка, по сути, сама была виновна в том, что тогда случилось. Говорил ей сто раз — не выходи никуда одна, бери охрану. Специально к ней двух парней приставил — так ведь нет, поперлась, подставилась! Так что еще пусть спасибо скажет, что отделалась синяком и легким испугом.
Марина развернулась и уперла в Хохла свой «фирменный» взгляд из-под челки:
— Вот ты умный! Ты — умный, а я дура! Да просто счастье, что тогда все обошлось, что мы успели, а Ашот и его зверьки нагрузились герычем под завязку и мало что соображали! А если бы?.. И тогда — как мне жить? На мне и так слишком многое висит, и ты это знаешь не хуже моего!
Хохол затушил окурок в пепельнице, поймал Маринину руку и притянул жену к себе:
— Все, успокойся. Что ж мы постоянно ворошим прошлое-то? Ведь сейчас у нас все в порядке…
— В порядке, — эхом откликнулась Марина, думая о своем.
В данный момент ее занимал вопрос, как избавиться от угрозы разоблачения в глазах сына. Он еще маленький и может просто не принять такую новость — Коваль хорошо помнила, как Грегори нашел свое свидетельство о рождении на русском языке и из него узнал, что Хохол ему не родной отец. Марина вспоминала о том времени, как о сущем кошмаре — столько усилий ей пришлось приложить, чтобы побороть в мальчике протест и попытку оттолкнуть Женьку от себя. И вот теперь — очередная угроза.
