Внезапно я почувствовала непреодолимое желание поехать туда, к ней, отвезти цветы и посидеть на могиле. Просто посидеть и подумать — так, как будто Мэри рядом.
К счастью, приехала Ирина и сразу занялась Машей, дав мне возможность делать то, что я пожелаю. Не став откладывать, я оделась и вышла из квартиры. Машина завелась с трудом, видимо, успела замерзнуть за три довольно холодные ночи и три таких же морозных дня, когда я не прикасалась к ней. Ничего, сейчас разогреется, до Новодачного кладбища путь неблизкий, в сторону Долгопрудного, на дорогах уже приличное количество машин, хоть и довольно рано еще. Выезжая на Новокузнецкую, я вдруг поняла, что забыла дома рукавицы, и теперь руки просто примерзают к рулю, но возвращаться не стала. Мэри бы только посмеялась — ей, привыкшей к крутым сибирским морозам, вообще было непонятно наше московское желание укутаться в сто шарфов при температуре чуть ниже десяти градусов, она всегда ходила без шапки и иной раз даже не доставала зимнюю обувь.
Я вела машину к выезду из города, то и дело поглядывая в зеркало заднего вида — какое-то неприятное ощущение закралось еще возле дома, и теперь не отпускало, а только усиливалось. Но ничего мало-мальски подозрительного я так и не обнаружила. Нужно было сделать остановку где-то у цветочного ларька, чтобы купить цветов. Жаль, что еще не сезон — Мэри любила ландыши, и я первой же весной после похорон засадила ими всю могилу, так что теперь в мае она покрывалась душистым ковром. Ничего, возьму розы, хоть Мэри и не особенно их жаловала.
Я уже отходила от цветочного павильона с четырьмя розовыми розами в руках, когда в кармане завибрировал мобильный. Сунув букет в машину, я ответила на звонок — это оказался Михаил, адвокат.
— Слушай, Маргуля, а там точно все чисто? — с места в карьер бросился он, и я слегка растерялась:
— То есть? Если человек в Бутырке — наверное, не дорогу на красный свет перешел.
— Нет, ты не поняла. Он не согласился встретиться со мной, передал записку, а там сказано — мол, в услугах адвоката не нуждаюсь, передайте своему нанимателю, что с ней видеться я тоже не намерен. Короче — оставьте меня в покое. Вот так, подруга.
— Понятно… — протянула я, смекнув, что Алекс догадался, кто мог прислать ему защитника. — Спасибо тебе, Миша.
— Да вроде не за что пока. Но ты смотри — если он передумает, я к твоим услугам.
Я попрощалась, сунула мобильный в карман и прислонилась лбом к машине. Черт побери настырного Призрака! Почему он отверг мою помощь? Что есть такого в этом деле, что он не хочет подпускать меня близко? Сев за руль, я двинулась к кладбищу.
Всю дорогу я думала об одном — что же случилось с Алексом, кто мог так его подставить? В том, что это именно банальная, тупая «подстава», я была почему-то абсолютно уверена. Ну, не мог, не мог Алекс — человек, выполнявший «заказы» разной степени рискованности и сложности, так глупо опарафиниться — иначе и не скажешь. Нет такого слова в русском языке, чтобы пристойно назвать то, что произошло. Должно быть что-то такое, о чем я пока не знаю, но до чего непременно докопаюсь. Я должна.
На Новодачном было пустынно и тихо, высокие деревья медленно покачивали голыми ветками, а стаи ворон мирно сидели на них, высматривая добычу. Меня всегда пугала эта тишина, и я предпочитала не оказываться в подобных местах одна, но сегодня просто не было выбора. Я привыкла доверять своей интуиции, а потому точно знала — эта поездка мне поможет.
Могила Мэри находилась довольно далеко от входа, мне пришлось продираться по сугробам и кустарникам, вольготно разросшимся здесь за лето и осень. Ничего, весной все вырежут, приведут в порядок… А вот и Мэри — ее могилу ни с чьей не спутаешь. Мы с Джефом заказали серый мраморный памятник, на котором мастера сделали отпечаток фотографии, той самой, что висела у меня в большой комнате до сих пор. Мэри в широких черных брюках и белой свободной рубашке навыпуск, в мужской шляпе и с убранными под нее волосами сидела на стуле с мундштуком в руке. Сейчас мне показалось, что я даже вижу тонкий дымок от ее ментоловой сигареты, поднимающийся кверху.
За памятником у меня хранилась щетка, и я быстро смахнула остатки снега с мрамора, подмела скамейку и стол, положила розы и опустилась на деревянное сиденье. Мэри смотрела на меня с фотографии, чуть прищурившись, и, казалось, улыбалась.
— Ну, привет, моя девочка, — вздохнула я, глядя на фотографию. — Не хватает мне тебя, Мэрька… Не лечит время, понимаешь? Вроде закручусь, забудусь — а потом раз! — какой-то момент, воспоминание, фраза твоя — и все по новой. Рано ты ушла, рано… Наказала обоих… ладно — его, но меня-то за что?
Мэри по-прежнему щурилась с мрамора и, конечно, молчала. Но мне почему-то показалось, что от памятника начало исходить тепло, и даже влага показалась на серой поверхности.
— Мэрька, он опять влип в историю и сейчас в тюрьме. Я не знаю, что делать, — продолжила рассказывать я так, словно она действительно меня слышала, — понимаешь, я чувствую, что он не виноват, он не мог. Он бы иначе сделал, ты-то знаешь. Ну, глупо ведь — с допотопной винтовкой в полный ресторан! Не могло такого быть! Положить десять человек на глазах у толпы — Мэри, ты подумай! Такое даже для него — слишком. У меня просто в голове не укладывается! Я не знаю, как ему помочь, а он отказывается от адвоката! Я посылала к нему приятеля, так его завернули — мол, клиент против. Я ничего не понимаю, Мэри! Он отказывается именно от моей помощи — или вообще от любой? Он не хочет поговорить, написал адвокату, что не выйдет на свидание ни с ним, ни со мной, я просто не понимаю, что с ним. Джеф пока не в курсе, но мне придется ему сказать… Даже не знаю, как он отреагирует, ты ведь помнишь, он никогда не был в восторге от нашего общения. Я чувствую, что он мне выскажет, конечно, но ведь ты понимаешь, что я не могу Алекса бросить — вот так… — я вытерла выкатившиеся на щеки слезы.
Только Мэри я могла пожаловаться на судьбу, потому что только она поняла бы и не осудила. У меня был муж — спокойный, уравновешенный, надежный, как якорь, Джеф. Я любила его, правда, любила и не представляла себе жизни отдельно от него. Но… Алекс. Алекс, которого я знала с собственного детства, Алекс, который то исчезал, то возвращался, то умирал, то вновь воскресал и вновь объявлялся в моей жизни, рассаживался по-хозяйски, закинув щиколотку одной ноги на колено другой и покуривая трубку, к которой пристрастился в последние годы. Все плохое в моей жизни было связано с ним — но и многое хорошее тоже. Мне кажется, я буду с ним всю жизнь — пусть не рядом, но вместе. Он вытаскивал меня из разного рода переделок, помогал, утешал. Точно так же, как помогал Мэри, когда она была жива. И даже больше… Ей он помог уйти. Я буквально клещами вынула у него признание в этом в тот момент, когда он лежал после тяжелой операции и был буквально на волосок от реальной смерти, а не мнимой, как обычно. Именно тогда он признался мне в том, что это он помог обездвиженной после удара по шее Мэри умереть. Я, правда, и сразу подозревала, что это Алекс, но доказательств у меня, конечно, не было. И вот он признался в этом сам. Я даже не помню, какие чувства испытала, услышав это признание. От Алекса я всегда ждала чего угодно. Но потом, со временем, я вдруг поняла, что он спас Мэри этим своим поступком. Спас — и сам потом мучился неимоверно, потому что совершенно разные вещи — убить здорового мужика и лишить жизни беспомощную женщину, которая не может сопротивляться, а только смотрит на тебя полными боли глазами и повторяет:
