– Пожалуйста, вспомните, когда это было, поточнее, и как он выглядел, опишите мне его!
– Приблизительно три года тому назад, я же говорила, я тогда только начинала здесь работать. Их столик обслуживала Ирина Самарцева, она уже давно уволилась, вышла замуж, представляете, – хохотнула она, – за москвича, можно сказать, олигарха, и уехала с ним в Москву!!! Так вот, эти двое ужинали здесь, как раз незадолго до того, как с Иркой все это и случилось… Три года тому назад, точно! В мае. Описать мужика этого? Да он такой… простой…
– Поможешь составить фоторобот?
– Не знаю, никогда не пробовала.
– Вас отпустят прямо сейчас? В смысле, с кем я могу договориться о том, чтобы вас отпустили?
– С Ингой Александровной…
Я позвонила Лизе, сказала, чтобы она договорилась со знакомыми криминалистами для составления фоторобота спутника Надежды Карасевой. После этого встретилась с администратором ресторана, холеной породистой блондинкой в черном брючном костюме. Та оглядела меня с головы до ног, и глаза ее стали какие-то уж совсем холодные, рыбьи.
– Глафира Кифер, – представилась я, показывая ей свой документ. – Пожалуйста, отпустите Веронику для составления фоторобота преступника.
– Что? Какого еще преступника? Вероника, что все это значит? – Голос еще недавно надменной администраторши задрожал.
– Здесь женщина одна ужинала, три года тому назад… – проблеяла вконец растерявшаяся под ее убийственным взглядом Вероника. – Ее убили… Меня попросили составить фоторобот ее приятеля, с которым она тут была. Вот и все, Инга Александровна!
– А… Ну ты даешь… Ладно, иди. Только не забудь переодеться!
Через несколько минут Вероника в шортах и мужской клетчатой рубашке уже садилась ко мне в машину.
– «Крайслер», обожаю! – Она нежно провела ладошкой по гладкой поверхности авто. – Круто! Знаете, я бы ни за что не догадалась, что у вас такая крутая тачка и что вы вообще – помощник адвоката и все такое…
– Внешность обманчива, – покачала я головой. – Научитесь разбираться в людях и судить о них не по внешнему виду и по толщине кошелька, а по душе, характеру…
– Но я всегда считала, что адвокаты и их помощники – крутые ребята и одеваются строго, ну там в костюмы, что у них другой прикид… А на вас эти штаны… Нет, может, они, конечно, и дорогие, я ничего не говорю, да и туничка тоже классная, видно, что брендовая…
– Мне так удобно. Я же не всегда в кабинете сижу, приходится и в засаде прятаться, – с видом опытной, прошедшей огонь и воду ищейки, объясняла я ей, – и за преступниками гоняться, в смысле, на велосипеде… Где только не приходится бывать: и в морге, и в полиции, словом, повсюду… Вы же видите, какой я комплекции, в узком костюмчике и на каблуках при моих килограммах далеко не уедешь…
Я и сама не знала, зачем вообще что-то ей, тупой зазнайке, объясняю. Может, захотелось просто вправить ей немножко мозги, чтобы она оглянулась вокруг и поняла, что мир делится не только на тех, кто ест устрицы в «Шико», и тех, кто не может себе этого позволить, а потому заслуживает презрения. Что мир велик и многообразен и что надо быть добрее к людям…
Не знаю, пошел ли ей наш с ней содержательный, длящийся в течение поездки разговор впрок, но с криминалистами она вела себя сдержанно, смотрела им в рот и ловила каждое слово. Чувствовалось, что прониклась девочка серьезностью момента, что старается изо всех сил, составляя фоторобот человека, который и есть, возможно, убийца двух ни в чем не повинных женщин.
Не забыла расспросить я ее и об Ирине Шинкаревой, которая, если ей верить, работала когда-то в «Шико» посудомойкой.
– Шинкарева, Ирка? Да это ж дура непроходимая! Красивая девка, могла бы выйти замуж за богатенького и спокойно себе жить. Да не умеет она с мужиками управляться, вместо того чтобы ей служили, она им служит, разве что тапочки в зубах не носит. Последнюю рубашку с себя снимет и мужику своему отдаст. Когда она к нам пришла, у нее какой-то парень жил, с Кавказа, что ли, не знаю точно, нигде не работал, сидел на Иркиной шее, все ждал, когда она принесет ему еду из ресторана. Ну и стала она подворовывать. Ее и поймали, рыбу украла! Еще вилки, кажется, сперла. Говорю же, дура. Себя не ценит. Зачем вообще в посудомойки пошла, могла хотя бы попытаться официанткой устроиться. С ее-то внешностью, может, и приняли бы. Но она робеет перед мужчинами, боится клиентов… Говорит, что непременно поднос уронит, одежду обольет… Повторяю: дура!
– А Валентину Шинкареву знаете?
– А это еще кто такая?
– Она поставляла в ваш ресторан гусей, гусиные консервы, брынзу…
– А… Валя, знаю, видела ее много раз. Очень деловая женщина, уважаю таких. Говорят, она вдова, сама все хозяйство тянет. У нас спрос на домашнее гусиное мясо, вы же знаете, в магазинах сплошная химия… И брынза у нее знатная, когда у нас бывают итальянцы или французы, всегда заказывают именно ее козью брынзу. Не представляю, когда она все это успевает. И ведь выглядит прилично, всегда подтянута, хорошо одета, накрашена…
– Убили ее, – сказала я. – Одновременно с Надеждой, соседкой ее. С той самой женщиной, фотографию которой я вам показала…
– Ничего себе! Так это вот кто… Понятно… Что же это получается: Валю убили?
Это было для нее настоящим шоком. Когда речь шла о какой-то незнакомой ей женщине, которая три года тому назад ужинала в ресторане, это одно. А сейчас она узнала об убийстве женщины, которую знала, которую уважала.
– Да уж, ну и работенка у вас, не позавидуешь, – сказала она, когда мы возвращались уже обратно в ресторан. – Постойте… А Ирка-то эта, Шинкарева, она ведь, кажется, племянница Валентины. Она случайно не наследница ее? Помнится, она как-то рассказывала о своей тетке, о том, как та ей помогает… Ничего так. Тепло о ней отзывалась. Типа «палочка-выручалочка» тетка ее. Я мало общалась с Иркой, а теперь, когда такое случилось, всякое в голову лезет. Так, может, это она ее… тетку-то свою и убила? Хотя, уф, что я такое говорю? Глафира, вы это, того… простите меня… Меня в этом ресторане совсем испортили. Да и вообще, нехорошее это место…
Я слушала ее и рассматривала составленный ею фоторобот человека, с которым Надежда ужинала три года тому назад. В мае. Возможно, как раз тогда, когда Надежда и нацарапала на ресторанной салфетке цифры, подсчитывая, хватит ли у нее денег на покупку колье и перстня. Мужчина, ресторан, деньги, золото… Кто он, этот человек, смотрящий на меня с портрета? На самом деле обыкновенное лицо, густые темные брови, поджатые губы. Кто он такой? И где он сейчас? На Бориса не похож.
Быть может, причиной убийства Надежды стала банальная ревность? Если этот «чернобровый» – ее любовник, а здесь во времянке образовался еще один, то кто знает, может, бывший любовник и удушил ее из ревности? А тут, как назло, в доме нарисовалась Валентина, соседка, заглянувшая к ней просто так, поболтать? Увидела, как «чернобровый» душит Надю, закричала; может, даже бросилась на убийцу, и тогда, чтобы заставить женщину замолчать, он ударил ее, она упала и стукнулась головой об угол чугунной печки. Вот так и получилось два трупа. Один – как бы «настоящий», причинный, а другой – свидетель, который должен был замолчать. И что делает преступник? Пытается вывезти трупы из дома. Только вот зачем? Все равно же их найдут? А для того, чтобы у него было время сбежать.
