– Вот поэтому вы и уснули. А когда проснулись?..
– Слышу – тишина. Я взял фонарик и вышел из времянки. В доме горел свет. Я вошел в кухню… Вы же видели, наверное, какая большая у Нади кухня… И вот там все и произошло…
– Гаранин!
– Надя лежала, наполовину задвинутая под стол. Я даже лица сначала не мог увидеть. Но у нее ноги были так вывернуты… Ну, словом, она была похожа на сломанную куклу… А рядом с печкой, тоже на полу, лежала Валя. У нее на виске была рана. Небольшая такая, но глубокая. И Валя не дышала. Я моментально протрезвел. У меня волосы встали дыбом! Ах, да… На полу валялась лестница… Над головой у меня был открыт люк, ведущий на чердак. И тогда первое, что мне пришло в голову, это человек, который убил их, успел побывать на чердаке, что там Надя что-то прятала. В голову полезло: наркотики, оружие, деньги… И тут же я понял, что судьба снова испытывает меня. Вернее, сама судьба засовывает мою голову в петлю. Кто-то там, наверху, – Гаранин указал пальцем на потолок, – хочет моей смерти. Хочет, чтобы я закончил свои дни в тюрьме. То есть получается, я бежал-бежал от этой тюрьмы, и в конечном счете из меня сделали убийцу! Представил себе, как появится полиция, как меня схватят и начнут задавать вопросы: кто такой, что здесь делаешь, почему живешь во времянке, от кого прячешься… Да я в бегах!!! Повсюду, во всех двух домах и времянке следы моих пальцев! Я недавно ужинал в доме Нади, да что там, я почти жил у них!!!
Я заглянул под стол. Увидел Надю, ее лицо… Я не эксперт, но сразу понял, что ее удушили.
– Что вам бросилось в глаза, помимо трупов?
– Говорю же, лестница! Она мешала мне…
– В каком плане?
– Большая лестница лежала поперек кухни, мешала мне двигаться. А мне надо было сделать так, чтобы не осталось отпечатков пальцев.
– Это вы протерли шею Надежды водкой?
– Какую еще шею? Какой водкой? Зачем мне это надо было?! Я должен был сделать так, чтобы в доме Нади не нашли никаких трупов. И чтобы лестницы не было. И моих отпечатков на посуде, рюмках… И чтобы представить времянку как просто садовый домик, набитый яблоками… Чтобы никто, кто будет заниматься расследованием убийств, и не догадался, что во времянке вообще кто-то жил.
– Куда вы дели трупы?
– Я погрузил их по очереди на старую детскую коляску и отвез за деревню, на поляну. Мне надо было, чтобы их не нашли быстро, чтобы у меня оставалось время для того, чтобы убежать.
Глупо было спрашивать, почему он сразу не обратился в полицию. Хотя это добавило бы ему плюсов. Но, как он верно предполагал, убийства двух женщин наверняка повесили бы на него. И ему понадобилось бы много сил, средств и времени, чтобы оправдаться.
– Так это вы были в шляпке? – вспомнила я показания соседки Любки.
– Да… нашел в доме старую соломенную шляпу, в которой Надя пропалывала свои грядки, и надел. Подумал, что раз в доме уже побывал кто-то в шляпе, то в случае, если кто увидит меня с коляской, то тоже запомнит эту шляпу. Тем более это и мог быть убийца… Или могла…
– Но в доме действительно была женщина в шляпе?
– Не уверен… Но мне кажется, что была. И тоже ругалась…
– Итак. Вы попытались создать видимость того, что во времянке никто не жил, стерли некоторые отпечатки в доме Надежды… А в доме Валентины были?
– Нет, не был… Я же знал, что там племянница Ирина.
– А может, это она была в шляпе?
– Может, и она. Но, с другой стороны, зачем ей ночью тащиться к Наде? С какой стати? Ей бы с теткой своей разобраться и помириться.
– Это не вы повлияли на решение Валентины все-таки дать племяннице нужную сумму для погашения коммунальных платежей плюс деньги на поездку в Турцию?
– Нет, я в их дела не вмешивался.
– Скажите, Сергей, вот вы общались с двумя женщинами… Постарайтесь вспомнить, может, они рассказывали что-нибудь, связанное с их проблемами, криминалом, деньгами?
– Нет, ничего такого. Надя иногда плакала, жаловалась на Бориса, который, с одной стороны, помогал ей материально, а с другой – не собирался к ней возвращаться, то есть мешал ей встречаться с другими мужчинами, создать свою, новую семью. Валентина же изредка рассказывала о своем хозяйстве, говорила, что благодарна мужу за то, что он построил ферму, купил коз. Еще она вся была в мечтах и размышлениях, связанных с нашим возможным браком, какими-то неизбежными изменениями в ее жизни. Обе женщины были веселыми, крепкими, оптимистками, и никаких проблем, которые могли бы отразиться на их лицах или настроении, у них явно не имелось.
– Итак. Вы перевезли тела ваших любовниц на поляну и бросили там…
– Я понимаю, что поступил ужасно… Но я же вам все объяснил! Да, я положил их на траву и бросился вон, кустами, посадками, к платформе, чтобы дождаться первой электрички, идущей в город.
– Что было в городе?
– Снял вот эту квартиру. Здесь шумно, грязно, пахнет старым домом и кошачьей мочой. Я отвык от одиночества, успел привыкнуть к тому, что за мной ухаживают, как за королем, кормят, купают, как ребенка… Я к моим женщинам так привязался. Вот если бы меня спросили, можно ли любить двух женщин одновременно, я бы ответил: да, да и еще раз – да! Даже трех женщин! Главное, чтобы они не пересекались. Валюша, Надя, Людмила… Прекрасные женщины. Такие разные, но одинаково добрые, любящие, заботливые… Мне надо было уехать. Но я не мог бросить Валю, которой наобещал золотые горы… А ведь она хотела мне дать денег на адвоката. Она постоянно думала, как мне помочь. И что, кто теперь живет в ее доме? Ирка?
– Да. Смерть тетушки сделала ее богатой наследницей.
– Ну что ж. Если она не дура, то не станет продавать ферму, продолжит Валино дело. А если дура… Но это ее жизнь. Мне-то теперь какое дело…
Я была разочарована разговором. Он рассказал мне практически все то, о чем я догадывалась. Он не видел убийцу. Разве что силуэт женщины в шляпе, в кустах.
Зато теперь знала, что шею, горло Надежды протирал водкой убийца. Еще я подумала, что убийство это не было спланировано. Иначе душитель приготовил бы орудие преступления: шарф, веревку, проволоку, ремень… А Надю удушили руками.
– Гаранин, оставайтесь здесь, я сама буду привозить вам продукты. Сидите и никуда не высовывайтесь. А Людмиле тут делать нечего. За ней следят. Я отвезу ее домой.
Он казался выпотрошенным, сидел раскрасневшийся, с мокрыми, взъерошенными волосами. Ему было стыдно, и он не мог уже смотреть мне в глаза.
Людмила же, успокоенная тем, что Гаранин остается в квартире, что я не обманула их, не выдала полиции, распрощалась со своим любовником тепло и нежно:
– Вот увидишь, Сережа, все будет хорошо!
– Ну, что я вам говорила? Он не убивал никого! Ведь так? Так? – говорила она уже в машине.
Мы выехали на центральную улицу города.
