На подходе к церкви она остановилась, заинтригованная необычным зрелищем. Старая женщина, морщинистая, загорелая, вся в черном, зажигала свечку в маленькой нише, укрепленной на углу дома. Также Александра заметила в нише тарелочку с печеньем, бокальчик, очевидно, с вином или водой, маленькую куколку. На заднем плане виднелось грубо-примитивное изображение Богоматери – творение деревенского маляра, по совместительству художника, или кого-то из членов семьи. Богоматерь, такая же черная от солнца и бедно одетая, как старуха, сурово и дико смотрела из глубины ниши огромными зрачками, окруженными совиными желтыми белками. Это изображение, как и культ, который явно справляла женщина, заинтересовали Александру. Она рискнула задержаться и вступить в разговор, чтобы узнать, нельзя ли остановиться на ночлег в этом доме. Хозяйка ответила, что можно, и сообщила также, что священник уже запер церковь. Торопиться было некуда до утра, и Александра осталась. Поужинав кислым молоком, маслинами и свежеиспеченным хлебом, она почувствовала неумолимую усталость, сладко сковавшую и тело, и разум. Перед сном ей захотелось подышать морским воздухом – в доме с толстыми каменными стенами, маленькими окошками и земляным полом было душно. Выбравшись наружу, она опустилась на деревянную скамью у дверей. Вскоре появилась и хозяйка. Вытирая руки фартуком, она прошла к нише на углу, деловито поправила чадящий фитиль догоравшей свечки и несколько раз мелко перекрестилась. Александра решилась спросить о смысле ее действий и назначении ниши.
– Это алтарь печали, – ответила та, вздохнув и перекрестившись еще раз. – Поминание об усопшей.
Так Александра впервые увидела один из тех алтарей, которые после встречались ей не раз – и в Южной Италии, и на Сицилии. Трогательные варварские поминальные жертвенники, лишь по внешности христианские, они воздвигались на стенах домов, где кто-то умер, и поддерживались в порядке в память о дорогих усопших, давних и новых. Конфеты, водка, мелкие монеты, обломки сигар – все годилось для того, чтобы побаловать покойника, чтобы (как объяснили однажды Александре) его душа не была голодной и обиженной, не пришла в дом и не увела с собой еще кого-нибудь…
– Алтарь печали!
От ее возгласа, разрезавшего тишину мансарды (дождь шумел мягче, гроза, так и не разразившись толком, уходила в сторону от центра), Игорь так и подскочил. Несколько листков вылетели из взъерошенной пачки бумаг и спланировали на пол. Он наклонился их поднять, но Александра остановила его:
– Алтарь печали, ты понимаешь?
– Пока еще нет, – проворчал он, удивленно глядя на женщину. – Нашла что-то?
– Altare tristezza! – воскликнула она. – Так это звучит по-итальянски, я вдруг, как сейчас, услышала… А по-латыни будет почти так же, аltare tristitia!
– Прости, но я ничего…
– Алтарь Тристана! – с победоносной улыбкой заключила она. – Надпись на фото, помнишь, ты мне показывал сегодня старые снимки ниши? Я подумала тогда – почему Тристана, если у нас библейский сюжет, а вовсе не рыцарский? Почему слово «тристан» написано со строчной буквы, ведь это имя? Теперь мне все ясно! Это вовсе не имя, кто-то ошибочно, может, со слуха, и явно недопоняв, записал название «алтарь печали» по-латыни или по-итальянски, но на русский лад! Она и похожа на «алтарь печали», эта ниша! Библейский сюжет, какой угодно, и местечко, чтобы приносить маленькие жертвы усопшему…
– Любопытно! – без особого восторга заметил Игорь. – Искал, значит, рукавицы, а они за поясом. Ну что ж, такую штуку я сделаю в два счета. Мой-то эскиз все равно лучше. Стоило возмущаться!
– Дай-ка взглянуть!
Подойдя к столу, Александра рассмотрела эскиз, который отверг заказчик. Собственно, это был триптих. Центральная часть алтаря изображала Распятие на Голгофе. Левая стена была занята сценой в Гефсиманском саду, а именно – эпизодом с поцелуем Иуды. Правая изображала скорбящую Деву Марию.
– Довольно пышно задумано, – заметила женщина, ознакомившись с эскизом. – Хотя если алтарь будет гармонировать с общим стилем церкви… Он делается в честь какого-то скорбного события, как я понимаю?
– В подробности я не вдавался, но, кажется, его родственник, в память о котором задумана эта ниша, невинно погиб, – сообщил Игорь. – И что же мне прикажешь делать? Упростить концепцию? Соорудить что-то вроде деревенского примитивного алтаря? Так ведь надо, чтобы не только ему понравилось, а и приходскому священнику, который будет утверждать эскиз! Два заказчика: один капризничает, о втором я вообще ничего не знаю… Тут не заработаешь, а время потеряешь!
– Советую бросить, – повторила Александра, возвращая эскиз.
Неудача скульптора мало ее занимала, мысли женщины были заняты другим. Она вспоминала то немногое, что рассказала ей о судьбе разбитой ниши Ирина.
– Вот странно… – проговорила она. – Очень странно! Эта ниша, которую ты начал делать, «алтарь тристана»… Ведь ее оригинал, тот, который давно разбит, был выполнен женщиной, которая никого из близких не похоронила. Напротив, она только что родила ребенка! Правда, через полтора года умерла…
– Люди иногда предчувствуют близкую смерть, – небрежно ответил Игорь. – И потом, я по опыту тебе скажу, что у женщин после родов бывает такая депрессия, что все мысли и впрямь о смерти!
– Ты говоришь действительно как опытный человек, – улыбнулась Александра. – У тебя ведь есть дети?
– Двое. Жена забрала. – Разом помрачнев, мужчина поднялся из-за стола, отряхивая руки от пыли и отодвигая ворох старых бумаг. – Что ж, сделаю еще одну попытку. Не угожу ему – брошу. Что, в самом деле, переливать из пустого в порожнее… А тебе спасибо! За мной должок…
– При случае тоже поможешь!
Поняв, что гость собирается уходить, Александра не знала, радоваться ей или огорчаться. С одной стороны, счастливо разрешился двусмысленный вопрос о том, чего мог ожидать от нее Игорь. С другой – она вновь оставалась в особняке одна…
Провожая его к двери, художница напомнила о заказе, так ее тревожившем:
– Хотя клиентка больше не торопит, ты все же сделай в срок! У меня сердце не на месте… Странная там история… Развязаться бы с ней поскорее.
Игорь обещал не задерживать.
– В воскресенье все будет сделано, – сказал он, выходя на площадку. – Заодно и с заказчиком увижусь. Придет ли еще… Не зря ли я мучаюсь…
Заперев за гостем дверь, Александра присела к столу и стиснула ладонями виски. У нее разболелась голова. Ливень, первый в году, внезапно начавшись, так же неожиданно закончился. В желобе за приоткрытым окошком шумела стекающая с крыши вода. С улицы доносился мягкий шелест рассекаемых машинами глубоких луж.
«Надо жить этим днем, заботиться о хлебе насущном! – уговаривала себя женщина. – Есть работа – заняться ею. Что мне этот алтарь, эта семья? Какое мне дело до того, что на самом деле происходит с Иваном, что затевает Ирина?» Но снова и снова ее мысли возвращались к квартире в Кривоколенном переулке и ее обитателям, которых держала вместе отнюдь не родственная привязанность.
