«Что происходит? – недоумевала женщина. – Гдынский при смерти и при нем никого нет?! Куда делась Ирина? Она ведь пошла домой? И в любом случае, тут ведь была Нина… Может быть, все уехали в больницу?»
Внизу снова хлопнула дверь. Спустя несколько минут на площадке рядом с Александрой остановилась пожилая женщина, которую художница сразу узнала. Соседка, которая впустила ее в квартиру Гдынского во время прошлого посещения, тоже узнала ее и приветливо осведомилась:
– Снова к ним? Неужели никого нет?
– Я звоню – не отвечают… А Виктор Андреевич чувствует себя хуже, вот я и хотела зайти… – сбивчиво заговорила Александра. Внезапно ее обожгло: – Послушайте, мы с вами в прошлый раз говорили об Иване… Получается, вы знаете его?
– То есть? – недоуменно, все больше настораживаясь, ответила женщина. – Когда-то знала, пока он здесь жил. Много лет не видела. Да в чем дело?
– Так… – Александра, окончательно сбитая с толку, не сводила с нее растерянного взгляда. – Я подумала… Ничего… Вы можете отпереть мне дверь, как в прошлый раз? Я привезла Виктору Андреевичу подарок. Он его очень ждал!
Возможно, только наличие массивного свертка, прислоненного к стене, убедило соседку вновь оказать услугу. На этот раз она держалась куда недоверчивее. Александра, понимавшая, что женщину озадачили ее странные расспросы, помалкивала.
– Куда они подевались? – Позвонив несколько раз, соседка отперла дверь своим ключом с явной неохотой. – Завели моду бросать старика одного… Говорите, ему хуже? Сынок-то когда собирается приезжать?
– Будет на днях…
Художница с усилием приподняла тяжелый сверток и перенесла его через порог. Выпрямившись, она прислушалась. Соседка, не двигаясь с места, тоже слушала тишину. Взгляды женщин встретились.
– Вроде никого нет? – вопросительно произнесла соседка. – Давайте-ка, от греха, выйдем. Я дверь запру, а вы позже зайдете. Я вас тут оставлять в пустой квартире не могу, сами должны понимать.
Александре все же удалось настоять на том, чтобы заглянуть во все комнаты и убедиться, что никого нет. Соседка не отставала от нее ни на шаг, впрочем, ее присутствие Александру не только не стесняло, но и подбадривало. Эта внезапно опустевшая, словно вымершая квартира пугала ее. Первое впечатление оказалось верным, все комнаты были пусты.
– Значит, они увезли Виктора Андреевича в больницу! – заключила соседка, входя вслед за Александрой в ту комнату, где художница оба раза встречалась с Гдынским. – Бедняга, вернется ли он еще… Впрочем, он давно болел. Этого надо было ждать!
– Скажите… – решившись, Александра повернулась к ней. – Вы знаете Ивана с детства? Они ведь всегда тут жили?
– Что за вопрос? – Женщина подняла брови. – Я сама здесь живу всего лет шесть, ну, и видела его несколько раз. Потом он уехал работать за границу.
Александра умолкла. Она не могла задать более конкретного вопроса, так как (женщина отлично это сознавала) он прозвучал бы очень странно. «Как я могу спросить ее прямо: считает ли она Ивана, того мужчину, которого видела когда-то, сыном Гдынского?! Это безумный вопрос. Он просто неприличен! Кроме того… Быть может, сам Гдынский не знает на него ответа! Быть может, он болен настолько, что эти две женщины сговорились и вводят его в заблуждение, убеждая, что некогда умерший сын жив… Они могут манипулировать им: разве вся эта затея с нишей не была одной сплошной манипуляцией, основанной на тоске Гдынского по потерянной когда-то жене? Быть может, и сын – такая же подделка, которую им было выгодно всучить бедняге? В этой ситуации я могу доверять только выписке из приходской книги: мне ее выдал человек, никак не заинтересованный в наживе. Эта квартира стоит целого состояния! Имеется еще дача… И кто знает, что представляет из себя коллекция!»
В комнате с эркером отсутствие хозяина ощущалось особенно остро, как в тех комнатах, где проводят все свое время тяжело больные люди. Кресло, в котором сидел Гдынский, плед, скомканный и переброшенный через его высокую спинку, забытая в уголке раскрытая книга – все говорило о спешке, в которой тот уехал.
Александра сделала шаг, другой, обернулась. Соседка, стоявшая на пороге комнаты, следила, казалось, за солнечным лучом, путешествующим по паркету.
– Вот думаю, – сказала та, очнувшись от своих мыслей, – что за соседи теперь у нас будут? Иногда наследники торопятся продать квартиру… Вы не слышали, они не собираются?
– Виктор Андреевич еще жив! – напомнила Александра.
– Но думать-то о будущем надо! – возразила соседка. – Хотя решать, конечно, будет сын, эти две тут ни при чем. А забавно было наблюдать, как невестушка явилась из Парижа и выставила Нину на лестницу! С характером девушка. Не побоялась мужа одного в Париже оставить на два года! Уверена в себе, значит!
– Скажите, – решилась наконец Александра, которую каждое, прямое или косвенное упоминание об Иване выбивало из колеи. – Иван – это родной сын Виктора Андреевича? Быть может, он просто близкий родственник? Или вообще, посторонний?
– Да что вы! – воскликнула женщина, изменившись в лице. – Конечно сын! Виктор Андреевич знает, полагаю, кто ему сын, а кто нет. Голова у старика пока ясная, ничего такого я за ним не замечала! – И, так как Александра молчала, осторожно добавила после паузы: – Но может, я чего-то правда не знаю? Я ведь не так давно здесь живу… Ну, вижу их мельком, здороваюсь, а кто они там друг другу, знаю с их слов. В основном Нина со мной общалась. Виктор Андреевич давно не выходит из квартиры, с Иваном перекинулась парой слов когда-то… А из его жены вообще слова не вытянешь. Ходит, будто осиновый кол проглотила!
– Я тоже знаю совсем мало, – призналась Александра. – Но многое мне кажется странным, а кое-что совсем необъяснимым. Собственно, меня волнует лишь одно: чтобы ваш сосед не стал, в силу своей болезни, жертвой аферистов. Эта квартира… Сами понимаете, сколько она должна стоить!
– Ну, какие там аферисты! – отмахнулась соседка. – Это же все его родственники!
«Знать бы только, кто на самом деле является ему родней! Иван – не мифическое лицо, соседка видела человека, который, безусловно, казался ей сыном и называл себя таковым… Ирина, свалившаяся как снег на голову, притом, что все контакты с Иваном вдруг были потеряны, скорее всего, является частью некоей аферы… Она даже свое место работы во Франции назвала старику неправильно! Понятно только одно – тот, кого она зовет своим супругом, и тот, кто умер в младенчестве тридцать лет назад, – не одно и то же лицо…» Александра, решив не вступать в спор, напоследок обвела взглядом комнату. Лишившись возможности спросить самого хозяина, какова была действительная ценность проданных Ниной вещей, она спрашивала вещи, предметы обстановки, отвечающие немо, но красноречиво.
Старинный буфет с гранеными стеклами и резьбой, почти почерневший от наслоений лака. Кресло, так называемое вольтеровское, – сквозь истертую голубую обивку тут и там сквозила прежняя, зеленая. Книжные полки, забитые до отказа. Книги, как заметила Александра, были в основном советских годов издания. Современных и старинных было совсем немного. «По обстановке нельзя догадаться о том, владел ли он в самом деле такой ценной коллекцией, как утверждает Ирина. Коллекция могла существовать в этой квартире, вот все, что можно сказать…»
