– Да, моя дорогая, – художница склонилась и погладила черную спинку, которую кошка немедленно выгнула горбом. – Хотя она тебе, неизвестно почему, и приглянулась, ей у нас не понравилось. Она к нам вряд ли еще когда-нибудь придет.
Утро понедельника неожиданно принесло отличные новости. Александру разбудил звонок старой знакомой, которая одно время часто пользовалась ее услугами, приобретая на аукционах картины и рисунки обожаемых ею экспрессионистов. В последнее время они не общались, художница не задумывалась даже о том, в Москве ли та до сих пор. Как-то Наталья завела речь о том, что планирует переехать в Европу. Оказалось, свое намерение она осуществила.
– И теперь я парижанка! – В голосе Натальи, слегка хриплого, но приятного тембра, чувствовалась улыбка. – Так что, милости прошу в гости!
– Да я рада бы, всей душой, но дел там никаких нет, а ездить просто так финансы не позволяют! – искренне ответила Александра.
– Так я тебя делами и прошу заняться! Ты понимаешь, моя коллекция вся в Москве. Теперь, когда я тут окопалась, мне нужно устраиваться заново…
Часть коллекции, дорогую ее сердцу, Наталья желала привезти к себе, на новое место жительства. Другую часть, более обширную, – продать.
– Нужно уже более реально смотреть на вещи, – объясняла она. – Деньги необходимы, а кое с чем я могу спокойно расстаться. Конечно, жаль… Но переживу, думаю.
– Очень здравый подход! – одобрила Александра. – Никогда не была на стороне коллекционеров, которые умирают с голоду, вышвыривают на улицу родню, мучаются от нелеченных болезней, но не желают расстаться с самым пустяковым рисуночком, на который за много лет ни разу не взглянут!
– Так ты мне поможешь?
Договорились быстро. Александра должна была посетить квартиру Натальи, где жила ее дочь с мужем, навести, согласно указаниям коллекционерши, порядок в ее собрании. Упаковать и, соответствующим образом оформив, отослать часть картин в Париж. Другую часть выставить на продажу. Работа предстояла большая, и Александра мысленно поблагодарила судьбу за такую удачу: в последнее время ее финансовые дела сильно пошатнулись.
– Но сперва привези коллекцию, – попросила Наталья. – Мне за нее страшновато, понимаешь? Я хочу, чтобы ты ее сопровождала. Само собой, все расходы оплачиваю. Сможешь это сделать?
– Смогу ли я приехать в Париж за твой счет? – шутливо ответила Александра. – Ты оглянуться не успеешь, я уже буду у тебя. Интересно, что я в последние дни часто думала о Париже, даже наводила какие-то справки там… Все не случайно!
И собеседница полностью согласилась с нею в том, что случайностей в этом мире нет вообще.
Одна удача тянула за собой вторую: когда Александра, чрезвычайно воодушевленная, собиралась ехать на квартиру к Наталье, в дверь постучал человек, который уже полтора года был ей должен небольшую сумму. Это был старый приятель покойного мужа, тоже художник. Сильно пьющий и неустроенный, он вечно сидел без денег, и художница не ждала, что ей вернут долг. Она привыкла к тому, что знакомые мужа, хотя он был десять лет как мертв, появляются на ее пороге, по старой привычке. Александра, если была в состоянии, подавала им небольшие суммы – именно подавала, как милостыню, так как долг подразумевает отдачу. И вот случилось почти невероятное: Игнат, сильно исхудавший, но трезвый и чисто выбритый, переступил порог мастерской и, смущаясь, вручил ей несколько купюр. От неожиданности она растерялась и попыталась вернуть деньги. Мужчина обиделся:
– Я не нищий, ты зря… Возьми, не помню, сколько их держал… Чудо, что вообще вспомнил! Знаешь, все, что было «до», для меня почти не существует…
– До того, как ты бросил? – догадалась Александра.
– Ну да… Полгода уже в себя прихожу. Вот, вспомнил про тебя. Если я брал больше, скажи, занесу.
Александра, засмеявшись, уступила его просьбе и пересчитала деньги.
– Столько и брал, – успокоила она Игната. – Огромное спасибо, что отдал. Мне они не лишние. А удобный ты человек, я ведь могла сказать, что ты у меня одолжил тысяч сто! И ты бы поверил?
– Да ни в жизнь! – отмахнулся гость. – Откуда у тебя возьмутся сто тысяч?!
…Наслаждаясь весенним теплом и упругостью сухого асфальта под ногами, она шла к метро, сперва расстегнув молнию на куртке, а потом вовсе сняв ее и перекинув через руку. «Как мало нужно для счастья! И как много! Только что, несколько часов назад, мне казалось, что я провалилась в черную яму, настолько меня удручали все эти скорпионьи драки… Нет ничего тяжелее, чем наблюдать, как вокруг умирающего человека копошатся мошенники, аферисты и просто алчные родственники, которым нет дела до его страданий. И вот я счастлива: меня ждет отличная работа, Париж, глоток забвения всех моих неприятностей… Но… почему “алтарь тристана”?»
Последняя мысль, случайная, заставила ее вздрогнуть. Сияющий день разом померк. «Старик так и не увиделся с сыном. Что он сказал, когда мы встретились впервые? “Кара Божья!” Он решил, что сын мертв, так же как мертв первенец… Не иначе! И впрямь, Господь покарал его… Умереть, не зная, жив твой сын или мертв… Что ему наговорила Нина? Вероятно, убедила в том, что Ивана уже нет, раз дарственная была вдруг составлена на нее. И говорила-то она с моих слов, значит, косвенно и я виновата в том, что старик умер непримиренным, в тоске и страхе… Да, но что изменилось бы, если бы я смолчала? Иван, если он подделка, не появился бы перед ним все равно. Гдынский оставался в ясном сознании до самой смерти. Иван настоящий приехал бы давно, я уверена! Ирина – мошенница, и я помешала ей хотя бы завладеть имуществом. Ну, а Нина… Нина воспользовалась правом сильного – в этой ситуации она одна была безупречна. Она являлась той, кем была, и не пыталась выдать себя за кого-то еще. Только потому ей и досталось наследство. Она была подлинником, если уж использовать метафору Ирины. Остальные – подделками или сомнительными экземплярами! Вот Иван-то, я думаю, теперь не появится! Перед кем же ему появляться? Перед Ниной?! Вот этого-то им и не хотелось ни в коем случае, иначе зачем нужно было устранять близкую родственницу в последние часы жизни Гдынского?!»
Внезапно очнувшись, она обнаружила себя в Кривоколенном переулке. Двинувшись с самого начала не к станции «Китай-город», а к «Тургеневской», Александра обосновала это тем, что оттуда она сможет доехать до дома Натальи без пересадки. Но сворачивать в переулок, в сторону от метро, вовсе не было надобности. Задумавшись, женщина шла туда, куда вела ее тайная тревога. Казалось, загадки были решены, и все же самая темная сторона тайны осталась неосвещенной, недоступной пониманию, как обратная сторона Луны, всегда обращенной к земле одним и тем же непроницаемым ликом.
Возле знакомого дома два грузовых фургона почти полностью перекрыли движение в узком, изогнутом переулке, хотя они и въехали на тротуар. Один фургон уже запирался и готовился отъезжать, в другой только начинали грузить мебель. На тротуаре стояли картонные коробки. Подойдя, Александра бросила взгляд на одну из них, приоткрытую. Свертки из тряпья и газет, обрывки оберточной бумаги, сквозь которые виднелись тускло поблескивающие бока старых кастрюль…
