– Невелика пропажа… – Стас все еще откашливался. – Так зачем эта справка о крещении первого ребенка? Мне вот невдомек.
– Он тоже был Иван. Иван Первый и Иван Второй. Тебя бы не обидело, если бы тебе дали имя умершего брата, о котором ты все эти годы даже не знал?
Стас нахмурился:
– Может, я не настолько тонко организованная натура… Нет, ничего, не обиделся бы!
– Ну а меня бы это задело!
– Ты в семье одна? – с улыбкой спросил он, а когда Александра кивнула, сообщил: – А я третий! Батя страшно пил, мать одна работала и нас всех тянула. В большой семье, знаешь, эти поединки самолюбий не очень-то в ходу. Там главное – выжить и успеть ложкой в миску залезть, а кого в честь кого назвали, плевал я с высокой ветки…
– Ну, а эти знали, что делали! Иван-то был единственный сын, выращенный отцом единолично, даже без мачехи… Что о многом говорит! Гдынский не пожелал жениться после смерти жены, хотя мог бы, конечно, облегчить себе жизнь. Но, вероятно, не хотел усложнять ее сыну.
– Может, просто жену очень любил, – пожал плечами Стас. – Бывает любовь, один раз и навсегда. Что ты на меня так смотришь?
– Странно и удивительно, что именно ты рассуждаешь о подобной любви, – улыбнулась Александра. – Что ж, все возможно… Я верю, конечно, в роковую страсть, в вечную верность… Но в романах, не в жизни. Жизнь… тусклее нарисована, что ли?
– Что ж, ты думаешь, эта справочка могла и дальше держать Ивана на расстоянии, притом, что он знал о болезни отца? – Стас словно не заметил ее скептического высказывания, и это удивило женщину вдвойне. Александра поняла, что скульптор, которого она привыкла считать циником, задет.
– Вполне вероятно. Зависит от его самолюбия… Погоди… – Она прислушалась к голосу, льющемуся из динамиков, и вскочила: – Регистрация началась!
– Посиди еще. Народ схлынет, – скульптор почти насильно усадил ее обратно на стул. – Успеешь в свой Париж. Ну и чем ты могла помешать этим аферисткам? Они бы так и так своего достигли, если бы не появился сынок. А раз сынок не появился…
– Ирина была в него влюблена!
Стас откинулся на спинку стула и некоторое время молчал, сощурившись и созерцая нечто, видимое только ему одному. Потом проронил:
– А она интересная… Очень.
– Ты находишь интересными всех вдов, которые заказывают памятники мужьям! – бросила Александра. – Ирина в самом деле может нравиться, и сильно. Насколько она увлекла Ивана, неизвестно… Во всяком случае, вероятно, влияние она на него имела, раз он доверился ей, а сам не торопился в Москву.
– Но он-то знал, что она его родственница? Как по-твоему?
– Ты всех своих кузин знаешь наперечет? В лицо и по фамилии? – вопросом ответила Александра.
– Боже упаси! – Стас перекрестился. – Я вообще стараюсь с родней не контактировать. Но тогда это что же… Инцест? Роковая страсть?!
– В былые времена такие отношения инцестом не считались. И что там было на самом деле, мы не знаем. Но она была в него влюблена, переживала разлуку, и мать, не без моего участия, кажется, оценила масштабы катастрофы и поторопилась присвоить наследство. Ведь в противном случае ее план мог не сработать. Ирина явно не собиралась на последнем этапе выполнять волю матери, а хотела все отдать Ивану. В обмен на его любовь, вероятно, как ни печально это звучит. Некоторым людям приходится покупать любовь… Даже если они молоды, красивы, желанны. Мать не позволила ей сделать такую глупость, а насторожила Нину, опять же, я… Быть может, если бы я не обратила ее внимание на то, насколько Ирина предана своему «сообщнику», мать так и не оценила бы степени ее привязанности… Так что получается, я помогла не тем…
– А я рад за Нину! – неожиданно заявил Стас. – Знаешь, столько лет ждать реванша, а на финише получить пинка от своей родной дочки, это… Словом, я рад! Так и передай ей при встрече!
– Надеюсь, я ни с кем из них никогда больше не встречусь. – Александра поднялась, перекинув через плечо ремень небольшой сумки, с которой всегда путешествовала. – В самом деле пора. Пока то да се… Ты не засиживайся здесь.
– Соображу… Поболтаю тут вот с этими нимфами…
Скульптор тоже поднялся, не переставая бросать выразительные взгляды на девушек за угловым столиком. Те, давно обратив на него внимание, вовсю ломались и хихикали. Устрашающий вид скульптора вовсе их не отталкивал. Девушек не пугали ни всклокоченные кудри, ни лоб, пересеченный шрамом, который сейчас, после возлияний, еще больше побагровел, ни потрепанная одежда, висевшая на его широких плечах. Александра сравнивала женское признание, которым неизменно пользовался Стас, с авторитетом наглого, искалеченного в уличных боях одноглазого кота, который выбирает себе любую подругу, щеголяя своим уродством перед ухоженными и робкими домашними соперниками. У Стаса был вид человека, готового немедленно ввязаться в драку, что неотразимо действовало на некоторый тип женщин.
– Ну, оставайся тогда. – Она не удержалась от улыбки. – Не нарвись только на каких-нибудь сопровождающих нимф сатиров… Хотя кому я говорю! Пока!
– Счастливо! – Стас устремился было к столику с хихикающими девушками, но вдруг опомнился и поднял пакет, прислоненный к ножке стула, на котором только что сидел. – Не забудь, это твое.
– Да что ты? – удивилась женщина. – Впервые вижу. Где ты это взял?!
Она испуганно огляделась, решив, что Стас, по свойственной ему беспечности и широте натуры, прихватил пакет у какого-нибудь замешкавшегося пассажира. Но скульптор ее разуверил в этом, сообщив, что путешествует с пакетом от самого дома.
– Когда я за тобой зашел ехать в аэропорт, ты взяла сумку со стула, а рядом стоял пакет, и я решил, что ты его тоже берешь, вот и прихватил. Да не беда, отвезу обратно! Ключ ведь ты мне оставила, Цирцею кормить, впускать-выпускать.
– Погоди… – У нее сильнее забилось сердце. Расстегнув пластиковые клипсы, на которые защелкивался пакет из плотного полиэтилена, она увидела лежавший сверху свернутый клетчатый плед. Осторожно пошевелив его, Александра обнаружила завернутые в плед книгу и пластиковый футляр с очками. «Это забыла у меня Ирина! Она пришла с пакетом из больницы и бросила его у меня, когда уходила сама не своя… А я и внимания не обратила… Это вещи покойного!»
– Да я отвезу!
Стас порывался вырвать у нее пакет, но Александра, выпрямившись, отстранила его:
– Не надо, возьму с собой. Даже хорошо, что ты его прихватил. Иди, мне и в самом деле пора.
…Все время, пока она проходила регистрацию, паспортный контроль, ожидала посадки, равнодушно глядя на витрины магазинов беспошлинной торговли, ее не покидало ощущение, что она везет нечто запретное, недозволенное, к чему не имеет права прикасаться. Вероятно, у нее было такое напряженное лицо, что таможенник изучал ее паспорт дольше обычного. Наконец, оказавшись в салоне, она уложила сумку на багажную полку и села на свое место, которое было у окна. Пакет Александра поставила у ног, хотя сперва намеревалась разместить ручную кладь иначе. Едва самолет, взлетев, набрал высоту и можно было отстегнуть ремень, она вновь открыла пакет и на этот раз внимательно ознакомилась с его содержимым.
