В прежние времена таких типов называли «торпедами». Но они ничего не знали о прежних временах и вообще плохо знали блатной жаргон. Обходились минимальным словарным запасом из «фени». Зато лексикон был обильно украшен матом и всякими новомодными выражениями типа «реально», «конкретно», «как бы».
Звали их Лом, Губан и Шершавый.
– Дай сигарету, – попросил Лом Губана, сминая пустую пачку «Мальборо». – Скуришься тут, дожидаючись.
– Скурвишься? – переспросил Губан.
– Ты когда-нибудь нарвешься, конкретно, – буркнул Лом. – Фильтруй базар, братан.
– Ну, началось… – вздохнул Шершавый, у которого глаза от коньяка сделались масляными и совершенно пустыми.
Расположившись за столом ресторана «Венеция», они убивали время, ожидая, когда терпила покинет зал. Терпилой они называли мужика, сидящего в дальнем углу. Им не сказали, как его зовут на самом деле, да их это не слишком интересовало. Терпила, он и есть терпила. Получит сегодня перо под ребра, там пусть с его именем-отчеством менты разбираются. Лом, Губан и Шершавый в это время будут далеко отсюда. Они приехали в Курганск с однодневными гастролями. Их вызвали, чтобы они по-быстрому сделали свое дело и отвалили восвояси. Пусть потом следаки попробуют понять мотивы убийства.
Какие мотивы, на хрен? Замочили, получили лавэ и отправились новые заказы искать.
– Анекдот, – объявил Шершавый, чтобы разрядить обстановку.
– Валяй, – оживился Губан.
– Участковый звонит в мусарню: «Але, тут один хрен самоубийством покончил». – «Способ?» – «С девятого этажа спрыгнул». – «Мотив?» – «Какой мотив?» – Это участковый, типа, удивляется. – «Не Кобзон. Молча спрыгнул».
Лом визгливо расхохотался и тут же зашелся кашлем.
– Ну и гадость ты куришь, – пожаловался он, кривясь. – Аж в глотке дерет, реально.
– Не кури, – пожал плечами Губан. Они у него были по-борцовски покатые, плечи. Его уши были плотно прижаты к черепу, а нос и губы казались расплющенными. Память о борцовской карьере и первом юношеском разряде по самбо.
Лом чем-то был на него похож, а чем-то нет. Нос у него был не приплюснутый, а чуть свороченный набок профессиональным апперкотом. Однажды они с Губаном выясняли отношения и убедились, что ничего путного из этого выйти не может, кроме взаимных увечий. А привычка задирать друг друга осталась. Чем еще заниматься, когда делать нечего? Не дрыхнуть же за столом?
Шершавый пил меньше остальных и не курил. Его толстые пальцы без устали отщипывали ягоды от виноградной кисти и забрасывали их в широченный рот. Когда виноград закончился, он сосредоточился на апельсинах. Когда же и апельсины были съедены, Шершавый принялся за ароматные корки.
– Как думаете, сфаловал терпила официанточку? – полюбопытствовал Шершавый, морщась и причмокивая.
– Без разницы, – ответил Губан. – Ей сегодня порево не светит. Обойдется ершиком.
– Каким ершиком? – не понял Лом.
– Которым очко в сортире драят.
Все трое засмеялись, незаметно косясь на терпилу. Тот спокойно ужинал, не подозревая, что переварить съеденное ему уже не суждено. Обычная судьба любого лоха. Живет себе и ни о чем плохом не думает, пока не приходит беда.
– Пойти сказать сверчку, чтобы отдохнул? – задумчиво произнес Губан, уставившись на сцену, где выводил трели скрипач. – Пиликает и пиликает. Шарики за ролики заходят от его пиликанья.
– У тебя всегда так, – успокоил Лом.
– Чего?
– Шарики за ролики. То тебе музыка мешает, то у тебя от тишины в ушах звенит.
– Ты меня заколебал сегодня, – произнес Губан. – О своих ушах беспокойся. А то как бы без них не остался.
Лом чуть не проглотил дымящийся окурок:
– Ты? Мне? Угрожаешь?
Шершавый взглянул на Лома и почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Ходили слухи, что когда-то он участвовал в подпольных боях без правил и насмерть забивал противников, уже поверженных, находившихся в отрубе. Поговаривали, что это именно он уделал Мамонта, известного кулачного бойца. Когда Лом наносил последние смертельные удары, секундант Мамонта выкинул белое полотенце. Но Лом все-таки уделал противника, просто так, из принципа. Теперь он буравил Губана пристальным взглядом и играл желваками, точно орехи челюстями перемалывал.
Но на Губана эта пантомима не подействовала.
– Предупреждаю, – спокойно сказал он. – Не доставай меня, понял?
Лом сплюнул в тарелку и засопел, как выключенный чайник, остывающий на плите.
Шершавый перевел дух.
– Пожрать бы, – сказал он, изучая сухую виноградную кисть. Не обнаружив на ней ни единой ягоды, он взял из стаканчика зубочистку и с остервенением принялся ковыряться во рту.
– Встал, – тихо произнес Губан.
– У тебя? – предположил Лом. – На телок поменьше пялься.
Новая словесная перепалка не состоялась.
– Терпила встал, – уточнил Губан, вытирая липкие пальцы салфеткой. – Значит, так, если в сортир завернет, то там прямо и мочим.
– Втроем пойдем? – удивился Шершавый. – Не тесновато будет? В сортире не очень-то развернешься.
– Я один его уделаю, – предложил Лом. – Настроение не в дугу. Может, от вида кровянки исправится.
– Но бабло все равно на троих делим, как договаривались, – быстро предупредил Шершавый.
– Само собой.
Губан шумно сглотнул:
– Будь по-твоему, Лом. Мы с Шершавым на подхвате. Начнет кочевряжиться клиент – подключимся.
– У меня не покочевряжишься, – мрачно сказал Лом. – Будет мычать, как корова, и захлебываться кровью. Я его, суку, на куски порежу. Из-за него весь вечер угробили.
Он допил последнюю рюмку, позвал официантку и бросил на стол несколько мятых купюр. Все трое встали и неспешно двинулись за терпилой, покидающим ресторан.
* * *
Таран и в самом деле не подозревал о готовящемся нападении, но лохом он не был. Служба в спецназе и время, проведенное за решеткой, приучили его быть начеку.
Расплатившись с Людой, он отпустил ей пару дежурных комплиментов и неспешно покинул зал, размышляя, не стоило ли прихватить чек, чтобы отчитаться перед Шестипалым за расходы. Хотя какие тут могут быть отчеты, когда или пан, или пропал. Не вернув общака, Таран автоматически превратится в того самого стрелочника, который всегда виноват. Не потому ли старый вор поручил ему сделать в одиночку то, чего не могла вся его братва, оставшаяся в Курганске? Может быть, на Тарана просто хотят свалить вину, чтобы было проще отмазаться перед сходняком?
Помрачнев, Таран направился к выходу, но, прислушавшись к своим ощущениям, решил, что не мешает наведаться в туалет. Не на улице же отливать!
