Димон осторожно высунулся из-за дерева. Яркий свет луны
отлично освещал дорожку, на которой стояли Майя и Гарик. Семейная пара, явно
только что вышедшая из дома, чувствовала себя совершенно свободно: ночь, вокруг
никого, все возможные свидетели мирно спят, стесняться нет необходимости.
— У нас фиктивный брак, — продолжил Гарик.
— Врешь! — топнула ногой Майя. — Ни фига
себе, фиктивный! Спим-то в одной постели!
Тришкин тихо засмеялся.
— Анекдот слышала? Разговаривают два мужика, один у
другого спрашивает: «Что тебе больше нравится: Новый год или секс?» — «Секс —
это, конечно, здорово, — отвечает второй, — но Новый год случается
чаще».
— Не поняла юмора, — сердито откликнулась Майя.
— Да уж какой смех, — скривился Игорь, — тут
плакать надо. Лучше ответь, ты почему за меня замуж вышла?
— Я тебя люблю! — патетически воскликнула Майя.
— Ага… — кивнул Тришкин. — Домашнее хозяйство
ведет мама, рожать детей ты не хочешь, трахаться со мной тебе влом, куда вместе
пойти — сразу нудишь: «Ой, ой, ой, пьесу не приготовила, ноты не разучила…» А
теперь скажи, это семейная жизнь? По мне, так нет, совсем не похоже.
— Ты вульгарен, — заявила Майя.
— Вполне вероятно.
— Я пианистка.
— И что?
— Должна беречь руки.
— А другое место ты тоже бережешь? — заржал
Гарик. — Боишься, сотрется?
— Сука, — коротко ругнулась Майя.
— Ой, ой… — продолжал веселиться Игорь, — разве
девушка, которая в койку к мужу раз в году, зажав нос, в скафандре ложится,
может знать подобные словечки?
— Верно, — прошипела Майя, — эти словечки
входят в лексикон шлюшек, которые трахаются с чужими мужьями, потаскунами и
мерзавцами.
— Вот и поговорили, — кивнул Гарик. — Давай
разведемся.
— Никогда, — отчеканила Майя.
— Послушай, — вполне мирно продолжил
Тришкин, — ты мной постоянно недовольна, к чему нам жить в браке? Найдешь
себе монаха-скрипача, и все тип-топ будет, станете днем дуэтом играть, а ночью
Чайковского слушать.
— А вот тебе! — азартно заявила Майя и, сложив из
пальцев фигу, сунула ее Гарику под нос.
— Ты меня поражаешь, — покачал головой
Тришкин. — Такая неинтеллигентность, фу! Недаром моя мама…
— Мамаша твоя мразь, — окончательно потеряла над
собой контроль Майя.
— Просто поразительно! — теперь уже по-настоящему
обозлился на жену муж.
— О-о-о, посмели задеть священную корову, —
издевательски засмеялась Майя. — Знаю, знаю, кто тебе в кровать Юльку
подложил! Старая стерва решила рокировку произвести. Имей в виду, дорогой ценой
тебе свобода достанется! Мы ж супруги, так?
— Ну да, — подтвердил Гарик.
— По закону, половина всего твоего — моя, — гулким
шепотом сообщила Майя. — Все поделим: квартиру, дачу, сберкнижку. Да я еще
ломаться стану. Кстати, пусть грымза, маменька твоя, передо мной на коленях
постоит и попросит: «Маечка, любимая, дай идиоту и мерзавцу развод». Именно
таким текстом! И пятки мне оближет!
— Гадина, — взвизгнул Гарик, — урою!
Подняв кулак, мужчина двинулся к нагло улыбающейся женушке.
Майя развернулась и побежала в сторону туалета. Менее расторопный Гарик секунду
покачался с занесенной рукой, потом тоже потрусил по тропинке.
Вадим, тихо-тихо стоявший за деревом, перевел дух. Хоть он и
был знаком с Гариком с незапамятных времен, все же лучше, чтобы приятель
понятия не имел о невольном свидетеле некрасивой сцены. Карякин надвинул
капюшон куртки на голову, выкурил сигаретку и хотел уже выйти из укрытия, но
тут послышалось шумное дыхание и топот. Димон вновь прильнул к мерзлому стволу.
По дорожке назад к дому бежал Гарик. «Аляска» Игоря была
расстегнута и свисала с плеч, глаза бегали из стороны в сторону. Вид Тришкин
имел полубезумный.
Почти достигнув укрытия, в котором притаился Димон, Игорь
наклонился, зачерпнул пригоршню снега, засунул белый комок в рот и забубнил:
— Убил, убил.., мама моя.., убил…
По спине Вадима забегали мурашки, обутые в туфли на острых
каблуках.
Тришкин, зачерпнув еще снега, потер руками лицо. В конце
концов, кое-как успокоившись, Игорь оглядел дом и констатировал:
— Спят. Все. О, черт, весело, весело справим Новый год!
Кто? Куда?
Бодрым шагом Тришкин двинулся к даче и исчез за дверью. Он
не зажигал света, окна остались темными. А во дворе стояла невероятная тишина,
от которой у Вадима заболели уши.
Через пару секунд Димон ощутил, что у него заледенели ноги.
Он вышел на тропинку, направился было к дому, но вдруг остановился и вздрогнул.
А где Майя? Куда она подевалась? Решила прямо ночью идти на шоссе ловить
попутную машину до Москвы? Но калитка находится с другой стороны участка,
дорожка, на которой произошла семейная ссора, упирается в сортир.
Тяжело вздыхая, Димон добрался до дощатой будки и
прислушался. За створкой стояла тишина. Карякин сначала покашлял, а потом
постучал пальцем по слегка облупившейся поверхности двери.
— Майя, ты тут?
Никакого ответа.
— Эй, Майка, выходи. Ни звука, ни шороха.
— Хорош заседать, другим тоже надо, — решил
воззвать к совести супруги Гарика Димон.
Внутри туалета никакого движения.
Димону стало неожиданно жарко. Вернее, лицо и руки у парня
задубели, а по спине потекли струйки горячего пота.
— Майка, — хриплым голосом выдавил из себя
Карякин, — извини, конечно…
И Димон толкнул дверь, с тихим скрипом она распахнулась.
Вадик на всякий случай зажмурился, ожидая чего угодно — вопля, визга,
заявления: «Димон, ты — козел!» В конце концов, обозлившись, интеллигентная
Майя вполне могла треснуть приятеля, нагло пытающегося вломиться в туалет,
метелкой, которую Лидия Константиновна хранила в просторном клозете рядом с
тачкой.
Но вокруг стояла полнейшая тишина. Вот тут Димон едва не
заработал инфаркт.
«Ни в коем случае не открывай глаз, — велел ему тихий
внутренний голос, — лучше вернись так, зажмурившись, в дом и мирно ложись
спать».
