– У вас не слишком много людей, – первое, что сказал Паскаль, глядя через плечо широкого морпеха.
У Кривошеева хватило дипломатического такта. Он лишь кивнул головой, не произнеся ни единого слова.
– Здесь сложная политическая ситуация.
– Yes, – согласился майор, показав, что он хотя бы понимает, что ему говорят.
– Вы забрались достаточно далеко от России, не так ли?
Майор снова осторожно кивнул.
– Нам поставлена задача нашим правительством навести порядок в этой республике.
Майор сморгнул, усмехнулся, мол, а если я тебе, сука, припомню французские магнитные мины, с помощью которых местные дебилы пытались утопить наш сухогруз, то получится совсем неприятная картина. Вслух же он произнес абсолютно иное:
– Да, обстановка напряженная.
Бертолет презрительно сплюнул на землю.
– Никак легионер.
– Да, – согласился Поручик. Во Франции остались одни пидарасы, поэтому они проституток нанимают воевать за деньги.
– В легионе все офицеры – французы.
– Вот я и говорю, пидарасы.
Железная военная логика. Тут не поспоришь.
– Не скажи, патриотизм и у них имеется… Этот хлыщ мог бы прожить жизнь счастливо, наслаждаться каждым днем, попивая кафе и поедая круассаны, а вот на войну приперся.
– У вас есть прекрасный шанс уехать обратно домой в Сибирь, – резанул Паскаль. – Там, наверное, тоже скоро будет тепло.
– Да, медведи перейдут с водки на пиво.
Француз оценил шутку и даже нашел в себе силы рассмеяться.
– Численность местной вооруженной оппозиции порядка пяти или шести тысяч человек. Оставляйте корабль с мукой, забирайте экипаж и уезжайте. Мы дадим вам катер, и вы сможете обратно вернуться в Аден, из которого улетите в свою страну.
До этого тупо соглашавшийся со всем майор вдруг отрицательно, какая наглость, покачал огромным костяным шаром с мозгами.
– У меня приказ министра обороны.
Француз тяжело вздохнул, посмотрел на насыщенный цвет темнеющего неба и сказал, что у него тоже.
Кривошеев пожал плечами, улыбнулся и протянул французу руку на прощание. Несмотря на душившие легионера эмоции, он нашел в себе силы пожать ее, что на самом деле нисколько не означало того, что через две минуты морпехов не начнут убивать по-настоящему.
Не успел джип скрыться с глаз, как Кривошеев связался с кораблем, где за порядком следил Татаринов.
– Как там у вас ситуация?
Ситуация на самом судне и вокруг него начала нормализоваться. Откуда ни возьмись, снова появились водители грузовиков и начали подгонять пустые машины, чтобы продолжить разгрузку. С учетом того, что склад контролировался русскими, а национальная гвардия уже была где-то в пути, можно было ожидать, что задача по доставке продовольствия все-таки будет выполнена в ближайшее время.
Обрисовав майору ситуацию, Татаринов спросил, в свою очередь, что творится у них.
Кривошеев вполне откровенно выдал, что им предложено убраться отсюда, причем оставив корабль и все продовольствие. Кроме того, француз или догадался, или знал, что военные взошли на борт сухогруза в йеменском Адене, а это напрягало.
– Интересно, – согласился Татаринов. – Корабль на ходу, пробоины заделали. Но охранять его ночью…
– Понял тебя. Отходите от берега. Оставьте аборигенам то, что уже смогли выгрузить на причал. Встаньте на внешнем рейде. Дальше как Москва скажет.
– Так точно, – ответил Татаринов. – Отходим от берега.
* * *
Если вы трехлетнему ребенку подарите самую желанную игрушку, вы не увидите на его лице такого же счастья, которое было на лице капитана Пожарова, когда кавторанга сообщил ему о том, что они должный выйти в море. Радости не было предела. Сигареты превращались в бычки с утроенной скоростью.
Любой корабль в далекой стране – это частица России, и Татаринов со своими людьми, глядя на то, как отдаляется от них сухогруз под российским триколором, с грустью подумал о том, что, может быть, в последний раз видит флаг своей страны.
Тьфу, дурные мысли.
Когда отделение Татаринова вместе с приданными ему бойцами Тыстиным и Бугровым, увешанные под завязку оружием и патронами, начали приближаться к складу, Кривошеев одобрительно подумал про себя, что Татаринов мужик настоящий…
– Что, Татаринов, послал меня на хер с моими приказами?
– Вернемся обратно, там разберемся, – промолвил тихо Татаринов, так чтобы не слышали подчиненные.
Кривошееву семь человек были ой как не лишние. Ну где эти, млять, гвардейцы тумбу-юмбу …
На связь вышел президент Джибути и сообщил, что его люди завязли в уличных боях с оппозицией и в ближайшее время помощи им ждать просто неоткуда.
Получив «весточку», майор соображал, что ему теперь доложить во всемогущий центр. Кривошеев довольно спокойно, а чего нервничать, стрельбы нет, обрисовал сложившуюся ситуацию и описал давление французов.
Тут трубка начала сверлить на повышенных, упоминая фамилии высоких и крайне высоких персон. Мол, почему они отправили корабль в море, не разгрузив все до конца, офицеру посоветовали взять собственные яйца в собственные зубы и доделать работу, в противном случае обещая засчитать этот приказ невыполненным, со всеми вытекающими.
– Посмотрите наверх! – крикнул кто-то из солдат, и все подняли головы и увидели в темнеющем небе раскрывающиеся белые купола.
– Это прямо какой-то парад-алле, – выдал Диденко.
Командир не разделял его иронии.
– Всем считать, сколько их! – Солдаты выбежали на улицу и начали чуть ли не пальцами тыкать, чтобы определить численность десанта.
У кого-то зародилась шальная мысль, что это наши, но она быстро погасла…
– Серов, ну-ка прикинь, сколько отсюда до Парижа.
– Примерно четыре часа, – товарищ майор.
– Какие мы нетерпеливые! – сплюнул Кривошеев.
Десантники приземлялись далеко, где-то за городом, не исключено, что рядом с французской базой, но Татаринов рекомендовал не расслабляться.
Между тем на складе возобновилась привычная суета. Откуда ни возьмись, появились рабочие, которые стали разгребать завалы, снова стали подходить машины с грузом, который теперь приходилось собирать с пристани вручную. Уже знакомый человек-игла подошел к военным и на французском поблагодарил их за то, что они оказывают помощь.
Татаринов подошел к местному распорядителю, задал вопрос:
– Что творится в самом городе? Стрельба была слышна и здесь, соответственно какие-то столкновение проходили, но без применения тяжелого оружия.
