Неугомонные легионеры показались на противоположной крыше. Хорошо, Бертолет вовремя их заметил. Недолго думая, пехотинец из подствольного гранатомета немножко охладил группу страждущих паломников и с удовольствием послушал, как те орут от осколочных ранений.
Выстрелы из дома напротив стихли. Не убежали бы только. Голицын четко для себя понял, что они здесь остались голые и одинокие. Вставший как вкопанный посреди улицы БТР, хочешь не хочешь, стал для французов опорной точкой. Они могли прикрываться пусть и искореженной, но все-таки броней и сократить расстояние для рывка к зданию.
– Саша, БТР твоя работа?
– Ага, – не отрываясь от прицела снайперской винтовки, подтвердил он. – Снова лезут, тараканы.
– Сколько ж их! – с фатальной грустью проговорил Диденко, запуская двоечку куда-то вниз. Пули чиркнули по броне, но не смогли причинить никому никакого вреда.
В ответ по крыше была выпущена целая серия очередей, что подтверждало наличие у легионеров неограниченного боезапаса.
– Дело дрянь, – кричал Бертолет со своего угла крыши. – Они пытаются обойти нас с тыла!
После того как легионеры перестреляли на улице всех гвардейцев, международным проституткам стало просторнее. Обложить дом и перебить четырех русских дело десяти минут, еще и перекурить успеешь.
Что-то шлепнулось на крышу.
Тук, и перекатывающийся такой мерзковатый очень быстрый дзынь-дзынь-дзынь.
Народ шуганулся так, будто им объявили, что их ждет колоноскопия. Паскудный боеприпас взорвался, не причинив никому вреда. Но следом послышались еще два шлепка. Пехотинцам не надо было долго думать, а тем более рассказывать друг другу, что легионеры подошли к зданию.
Когда заряды взорвались, пришлось Бертолету хватать чемодан с вмонтированным в него лазерным целеуказателем и улепетывать прочь с крыши.
– Суй, суй в окно! – орал Голицин, имея в виду, чтобы Бертолет навел лазерный луч на противоположное здание. – Ну где же эта, млять, эта херня?! – не понимал Голицын.
Впятером они засели на одном этаже и продолжали надеяться на то, что ракета вот-вот прилетит.
Послышался лязг металла.
– Чего? – прошептал Диденко.
– Похоже, закинули кошки на крышу и теперь полезут нас брать, – сказал Саша, часто-часто перебирая в руках цевье винтовки, так, будто не оружие это, а рояль.
Через секунду импровизированную баррикаду внизу начали забрасывать гранатами, дабы расчистить себе проход.
Морпехи переглянулись в паузе между взрывами. Не то чтобы прощаясь, не то чтобы пытаясь остаться в памяти друг друга героями, это было что-то животное, какое-то невиданное общее сознание приближающейся смерти, необъяснимое, что-то такое, когда на твою душу находит всепоглощающая тень смерти.
ВСПЫШКА!!! РЫВОК!!! РАЗРЫВ МОЗГА!!!
Ракета уничтожила стоящее напротив здание. Взрывная волна смела морпехов и отбросила их от окон к противоположной стене.
Что произошло с теми, кто находился на улице, сложно себе вообразить. Взрыв огромной мощности сгенерировал настолько плотную и яростную волну, что она смела всех людей и покорежила несколько машин. В радиусе нескольких километров в окнах повыбивало все стекла.
Это как обнуление. Как начало новой жизни после катастрофы.
Тишина… Тишина… Ти-ши-на…
Первым очнулся Саша и начал трясти остальных. Диденко спихнул с себя прилетевший к нему ящик с лазером, который теперь не работал, и кое-как поднявшись, медленно посмотрел вокруг горящими и мало чего видящими после контузии глазами.
– Вот это я понимаю, радиоактивное заражение. – Он привычным движением, рефлексом, сроднившимся с ним, сорвал с пояса фляжку, открутил, пригубил, сделал несколько глотков. Сорокоградусная влилась и начала наводить порядок в организме.
«Пью на жаре, теплую и без закуски. Узнают – засмеют».
Бертолет по-детски наивно вращал глазами, пытаясь поймать фокус. Говорят, что младенцы видят мир вверх тормашками, вот как раз сапер и родился заново. Голицын блевал. Малышу досталось так, что он даже не в силах был подняться. Его кое-как поставили на ноги, похлопали по щекам, дали воды и водки.
На том месте, где недавно стоял дом, была абсолютно правильной формы воронка. Никто не мог сказать, сколько они пробыли в отключке, но поскольку ночь продолжалась, наверное, не так и много. Диденко поднял голову и увидел звезды.
– Смотрите, а сегодня ясно, – сообразил он за всех присутствующих.
– Крыша куда-то испарилась, – согласился Бертолет.
– Надо идти вниз, – медленно и даже как-то нараспев проговорил Голицын. Его совсем не волновало появившееся само собой на третьем этаже небо.
Малыш встрепенулся весь, как потревоженная далеким шорохом стоящая на болоте цапля.
– Там осторожнее надо, вдруг внизу кто ждет, – гулко и распевно промямлил он, пытаясь собрать себя и оружие, лежащее у его ног, в одно целое и слепить из себя воина.
Оклемавшись, они гуськом двинулись вниз по лестнице в полной тишине. Первым пошел Диденко, готовый стрелять в любую секунду. Как-то незаметно он один выхлебал полфляжечки, и теперь ему было намного лучше, чем остальным.
Второй этаж прошли без приключений, а снизу, с первого, раздавалось какое-то ритмичное шуршание, напрягавшее до безумия.
Держа стволы наготове, они вышли в холл.
На полу, засыпанном стеклом, побелкой и остальным евроремонтом, лежал легионер. «Лежал» слово неправильное, потому что он шевелился и греб руками куда-то вперед, как будто пытался переплыть океан и вернуться обратно к себе во Францию.
– Эй, мусье, – позвал Диденко.
Француз не реагировал и продолжал плыть кролем в одном ему ведомом направлении. Когда они подошли ближе, то увидели, что у бедняги из головы торчит кусок арматуры, причем гадкая железка пробила каску, вошла в голову, но, видимо, не смогла полностью отключить человека, чтобы он вырубился.
Голицын вынул пистолет, подошел к бедняге, присел перед ним на колено и, уперев в спину, чуть левее, почти бесшумно пристрелил беднягу.
«Война, она круче любого зоопарка. Чего только не увидишь, много интересней анатомички. Там все лежат, а тут все бегают, хотя и не понимают, что они уже трупы». Голицын отогнал от себя мрачные философские мысли и высунул нос на улицу.
– Ну, чего там? – спросил Диденко. – Больше пловцов нету?
– Вроде нету.
Тут где-то сзади между домами послышались шаги. В ночной тишине, а тишина наступила аккурат после того, как прилетела весточка от ракетоносца, их было хорошо слышно. Неизбежно. Мир потихоньку начинал оживать и шевелиться.
Из переулка вслед за шагами послышалась тихая французская речь. Судя по всему, человек пытался вызвать кого-то по рации.
