Пулемет молчал.
Малыш перезаряжал на бегу магазин, когда в него начали стрелять из-за мусорного контейнера. Упал за какую-то каменную вазу с цветами. Потом откатится под машину, где уже обживался Голицын. Связавшись по радио с пулеметчиком, Поручик попросил его попробовать достать контейнер. Но Филиппов доложил, что его директриса перекрыта углом дома и он не может вести огонь.
– Две секунды, – доложил спустя мгновение рядовой. – Укройтесь там получше!
Чтобы выкурить стрелявших из-за контейнеров легионеров, Филиппов пересел за родной ему ствол, причем буквально, так как «Балкан» снабжается сиденьем для стрелка, чтобы тот своим весом, компенсировал отдачу.
Когда ЭТО началось, хотелось орать «Бляя!» и «Мама» вперемешку. Рвалось и свистело так, что редкие тут мышки и паучки начали лезть в петлю по собственной воле.
Осколки вынудили дернуться из-за контейнеров, меняя местоположение. Оно и понятно, оно же жжется!
Поручик редко промахивался. Малышу из двоих достался «ноль». Здоровяк с завистью посмотрел на старшего лейтенанта.
– Я тебя в тире научу, – пообещал старшой.
Голицын осторожно заглянул в кузов. Убедившись, что там никого нет, он запрыгнул на платформу и с недоверием пощупал устройство. Действительно, ракетная установка. Снятое с фрегата оборудование было закреплено бетонными блоками для компенсации отдачи в момент выхода ракеты. Рядом провода, автомобильный аккумулятор и наскоро сварганенный местными умельцами пульт с кнопками. Мудро, мудро.
Перестав стрелять, Филиппов услышал за спиной, что кто-то стал подниматься на крышу. Понимая, что уже ничего не может сделать, он стал медленно поворачивать голову, чтобы встретиться лицом к лицу.
– Ну ты тут обустроился, я смотрю!
Когда он услышал пыхтящий хриплый голос, у него отлегло от сердца. Повернувшись, молодой, будучи полужив-полумертв, ведь и по-другому могло сложиться, посмотрел на Диденко, как на явившегося ему спасителя.
– А я думал, все, думал, за мной.
– Не торопись, не торопись. Придут, только не сегодня. Хе-хе-хе.
Посмотрев вниз, старший мичман увидел, какая штуковина теперь у них в руках.
Татаринов тоже глянул на новое приобретение.
– Поручик, уверен, что работает?
– Не уверен …
– Выстави машину так, чтобы она смотрела точно на здание, в котором мы только что были.
На первом этаже раздалась пальба, и Татаринов прервался. Группа французских десантников, которая должна была выкурить пулеметный расчет, ввалилась в холл, не ожидая сопротивления. Бедолаги попали под шквальный огонь. Четверых успели нафаршировать под завязку, остальные сгинули прочь.
Французы неслись по улице к своим, горлопаня, что русские повсюду. Ну еще бы. Местные не упустили возможности пострелять по убегающим.
Чтобы создать видимость сопротивления, Татаринов оставил внутри покинутого здания черных братьев. Они должны были не только выманить на себя основные силы десанта, но и заманить их в дом.
Калибратор установки был небольшим, но мощность ракет была более чем достаточной, в чем еще недавно Татаринов мог убедиться лично, удерживая оборону на складах.
Паскаль, слыша крики своих о том, что их убивают, дрогнул и бросил в атаку основные силы. И правильно, мамки еще нарожают! Правда, если дело пойдет и дальше так, как сейчас, скоро в Россию из Франции будут приезжать группы, чтобы им напомнили, как детей делать. Ведь забудут все со своей пидорасней и лесбиянством.
На самом деле от ополченцев требовалось невиданное мужество, чтобы не просто пережить наступление французов, а заманить их внутрь. Татаринов, расставаясь с бесшабашно смелыми скотоводами-воинами, объяснил двумя словами мысль о необходимости сопротивления.
Паскаль попытался связаться с отделением, которое должно было выставить на прямую наводку ракетную установку, но не получил ответа. А меж тем люди уже были брошены в бой.
Голицын разобрался с пультом быстро. Четыре ракеты, четыре кнопки, питание от автомобильного аккумулятора, стоящего рядом. Ничего сложного. Он уже накинул провода на клеммы, и … гори все синим пламенем!
Паскаль несмотря на неудачи, был уверен в скорой победе. Людей-то у него ого-го. Невыветрившийся алкоголь толкал его вперед на подвиги. Почти сто человек десантников в полной выкладке бросились на штурм.
Поддерживая друг друга и стреляя по окнам, легионеры легко преодолели открытое пространство улицы. В ответ по ним велся беспорядочный, бестолковый, по сути, огонь, и они перли, перли как танки.
Татаринов мог видеть сверху, как обученные отделения выполняют бестолковую работу. Как они перебегают от стены к стене, от машины к машине, от колонны к колонне. Как стреляют из подствольных гранатометов, как ведут экономный и прицельный автоматический огонь. Все хорошо, все как в учебнике.
На подход к зданию у десанта ушло не более тридцати секунд. Первые подразделения ворвались внутрь и стали теснить скотоводов все выше и выше. Те отстреливались и отступали. Наконец оставшихся в живых выдавили на крышу, и те по проложенным мосткам стали переходить на другие здания.
– Давай! – заорал Татаринов, отворачивая от дома лицо.
Блаженство, которое можно наблюдать на лице ребенка, погруженного в компьютерную игру, возникло на лице Голицына в те секунды, когда он, стоя рядом с грузовиком, жал на кнопки. Это так… это так незабываемо, восхитительно, магически волшебно, раздирающе прекрасно, оглушительно и ярко.
Установку трясло! Грузовик ходил ходуном, как бык над коровой!
Отправляясь в путь, ракета оставляла позади себя огненный красно-синий шлейф.
Это было так мило. Так нежно. Невыносимо романтично и немножечко ветрено. Ну и пусть кому-то вырвало кишки или позвоночник. Пусть, кто-то ползает без ног или харкает кровью в агонии, зато со стороны залп прямой наводкой смотрится как картина искусного мастера-живописца.
Ракеты уходили одна за другой, и, попадая в цель, взрывались, разнося строение и находящихся в нем солдат противника в клочья.
Дом был разрушен за секунды. Там, где недавно еще стояла трехэтажная бетонно-кирпичная хреновина, остался один покореженный остов.
Из тех, кто был рядом со зданием, выжило несколько везунчиков. Они бросились врассыпную, но их с противоположного здания добивали люди Татаринова, пополняя свой собственный счет.
Два взвода были просто растерзаны, что повергло Паскаля в неописуемый ужас. Глядя на улицу, заваленную трупами, он резко и отчетливо осознал, что НЕ ПОБЕДИЛ.
Беспокоясь о собственной шкуре, собрал остатки войска, тех, кто оказался поблизости, остальные сами о себе позаботятся, не дети, и, запрыгнув в грузовик, потребовал гнать к базе.
По старой доброй традиции пехотинцы вышли на улицу и добили раненых. Ну не в госпиталь же. Да и злые они все… Своего народу положили без меры.
